№ 40 (356)
13 –19 октября 2010 года
выходит по средам
ЛАНДСКНЕХТЫ
ДЛЯ МЯТЕЖЕВОЙНЫ
Отряды наемников приходят
на смену регулярным армиям
03
Легендарному ЦУПу – полвека
КОСМИЧЕСКАЯ
ДИСПЕТЧЕРСКАЯ
РОССИИ
06
ТЕМА
СЕВЕРНЫй
КАВКАЗ: ВЯЛОТЕКУЩАЯ
ГРАЖДАНСКАЯ
ВОйНА
Продолжение на стр. 04
ЦИФРЫ
ЯДЕРНЫй АРСЕНАЛ:
ЗАТРАТЫ УВЕЛИЧАТСЯ
Расходы бюджета
по подразделу «Ядернооружейный
комплекс» в
2011–2013 годах составят
26 миллиардов 968 миллионов
рублей, 27 миллиардов
475 миллионов рублей и 30
миллиардов 299 миллионов
рублей соответственно,
сообщил председатель
Комитета Госдумы по обороне
Виктор Заварзин.
Эти показатели обеспечивают
рост объемов относительно
2010 года не менее
чем на 44%, на закупку вооружений,
военной и специальной
техники уйдет 99,4%.
В последние годы затраты
на национальную оборону
постоянно растут, что позволяет
производить поэтапное
переоснащение Вооруженных
Сил современными вооружениями
и специальной
военной техникой.
В целом бюджетом по
разделу «Национальная
оборона» на 2011 год запланированы
траты в размере
1 триллион 520 миллиардов
617,6 миллиона рублей, что
превышает объемы 2010
года на 245 миллиардов
823,7 миллиона рублей, или
на 19,28%. Рост бюджетных
ассигнований в 2012 и 2013
годах по отношению к предыдущему
году предусмотрен в
сумме 140 миллиардов 80,5
миллиона рублей (9,2%) и
440 миллиардов 925,8 миллиона
рублей (26,6%).
Доля расходов на национальную
оборону относительно
ВВП в 2011 году составит
3,01%, в 2012-м – 2,97% и в
2013-м – 3,39%, что выше параметров
2010 года (2,84%).
На закупку и ремонт
вооружений, военной и специальной
техники в 2011
году предусмотрено 459
миллиардов 674 миллиона
рублей (увеличение по отношению
к 2010 году на 20%),
в 2012-м – 595 миллиардов
591,4 миллиона рублей, в
2013-м – 980 миллиардов
63 миллиона рублей.
В 2011, 2012, 2013 годах
ассигнования, выделяемые
на техническое оснащение,
распределены следующим
образом: НИОКР – 20, 18,
16% (в 2010-м – 22%), закупки
ВВСТ – 64, 66, 70%
(в 2010-м – 65%), ремонт
ВВСТ – 15, 15, 14%
(в 2010-м – 13%).
Результаты опроса посетителей сайта www.vpk-news.ru
Возможен ли какой-либо компромисс между
Россией и Японией по Курильским островам
после недавних заявлений японского
правительства?
НЕТ 97%
Не знаю
2%
ДА 1%
ТЕНДЕНЦИИ
ПРОСТРАНСТВО
ВИРТУАЛЬНОЕ,
«ЦИФРОВАЯ КРЕПОСТЬ» ПЕНТАГОНА
ГОТОВИТСЯ К эФФЕКТИВНОй ОбОРОНЕ
Как ожидается, в декабре этого года должна быть обнародована новая стратегия
Соединенных Штатов – кибернетическая, которая пока условно получила
наименование «Киберстратегия 3.0». Однако один из главных «игроков» на поле
кибервойны – киберкомандование МО США не смогло достичь к 1 октября,
как требовалось в прошлогоднем приказе министра обороны Роберта Гейтса,
состояния «полной оперативной готовности».
БОРЬБА
РЕАЛЬНАЯ
Читайте материал
на стр. 05
ПУСК № 13 СУЕВЕРИЯ НЕ ОПРАВДАЛ
7 октября тяжелый атомный подводный ракетный крейсер стратегического назначения
«Дмитрий Донской» из подводного положения успешно произвел испытательный пуск
межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) морского базирования «Булава».
Это были 13-е по счету испытания
МБР, из 12 предыдущих, по неофициальным
данным, только пять считаются
успешными или частично успешными.
На этот раз запуск был произведен
из акватории Белого моря по полигону
Кура на Камчатке. Параметры траектории
полета ракеты отработаны в штатном режиме,
боевые блоки успешно прибыли
на полигон.
После удачных пусков еще двух
ракет в текущем году можно будет уже
в середине 2011-го планировать завершение
испытаний ракетного комплекса.
Это откроет путь для серийного производства
«Булавы» и поставки этих ракет
на атомные подводные лодки «Борей».
Головная ПЛ этого проекта «Александр
Невский» уже готова к приему нового
ракетного комплекса.
Испытания пройдут с подводных
лодок «Дмитрий Донской» и «Юрий Долгорукий».
Пуск с АПЛ «Юрий Долгорукий»
запланирован на декабрь. При этом предварительно
в первой половине ноября состоится
очередной, 14-й по счету запуск с
ПОДПИСНЫЕ ИНДЕКСЫ: КАТАЛОГИ «ПРЕССА РОССИИ» – 39593, «РОСПЕЧАТЬ» – 25933, «ПОЧТА РОССИИ» – 60514
АПЛ «Дмитрий Донской». Окончательное
решение на проведение испытаний «Булавы»
с подлодки «Юрий Долгорукий» будет
принято, если он окажется успешным.
В настоящее время на Севмашпредприятии
проходит ходовые испытания головная
ПЛ проекта 955 (шифр «Борей»)
«Юрий Долгорукий». Кроме того, ведется
строительство еще двух аналогичных ракетных
крейсеров – «Александр Невский»
и «Владимир Мономах». На подлодках
проекта 955 предусмотрено размещение
до 12 ракет «Булава».
РАКУРС
БЕСПОЛЕЗНЫЕ
КРИТЕРИИ
Михаил ХОДАРЕНОК
Дискуссии о том, какие Вооруженные Силы
нужны России сегодня, а также в ближайшей и
среднесрочной перспективе, в последнее время
как-то сами по себе стихли. Вполне возможно, потому,
что выявили полное отсутствие профессиональных
знаний у многих участников обсуждения.
Немалую роль сыграло и то, что все общепринятые
критерии при оценке потенциала военной машины,
необходимого для обороны страны, как правило,
заводили спорщиков в тупик, из которого им не
удавалось выбраться.
Какие же подходы следует применять при
определении численного и боевого состава Вооруженных
Сил? Есть мнение, что в первую очередь
надо исходить из того, какие задачи им придется
решать и с каким противником, возможно, сражаться.
И только на этой основе осуществлять все
военное строительство. С одной стороны, вроде
бы налицо бесспорная истина. Но с другой – не
так уж все и однозначно. На обозримую историческую
перспективу должно быть совершенно очевидно,
кто нам друг и кто – враг. А тут как раз
полная неопределенность.
Отечественный Военно-морской флот, например,
на протяжении десятилетий жил с мыслью
о предстоящем противоборстве с ВМС США
на океанских просторах и непременно в ходе
ракетно-ядерной войны. Неудивительно, что в головах
наших адмиралов и поныне играет антиамериканский
орган: «Даешь Норфолк! Даешь СанДиего!».
Однако геополитический расклад давно
и кардинально изменился. ВМФ, на создание которого
были затрачены огромные средства, теперь
надо отстраивать практически заново, переориентировав
на решение других задач. Но каких именно?
С кем вступать в бой и где?
И это только один пример. В действительности
таких примеров куда больше. Ведь наши
Вооруженные Силы многие-многие годы фактически
готовились к третьей по счету мировой
войне. Однако потом выяснилось, что она не состоится
и те, с кем не сегодня завтра собирались
сойтись в смертельной схватке, вдруг в одночасье
перешли в разряд партнеров. В результате –
полная мешанина в головах профессиональных
защитников Родины: от кого ее защищать, если
по всему периметру границ и в дальнем зарубежье
– сплошь доброжелатели? А технику, предназначенную
для глобальных битв, куда девать? В
частности, никак не удастся применить в конфликте
ограниченного масштаба бомбардировщик
Ту-95МС, истребитель МиГ-31, некоторые типы
подводных лодок.
В недавнем прошлом звучали просьбы (и
порой даже требования) все-таки обозначить в Военной
доктрине (или в Концепции национальной
безопасности) противников и союзников. Мол,
перечислите нам супостатов, а затем на этой основе
развернется вполне конкретное строительство
современной армии и флота. Бытовало мнение:
поскольку врагов в открытом документе назвать
нельзя, то нужно написать закрытый для общества
вариант Военной доктрины. И там уже изложить
все как есть. Надо сказать, более чем наивная
точка зрения. В Военной доктрине можно разве
что сформулировать тезис, суть которого проста:
«Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей
вершка не отдадим», и сопроводить его развернутым
комментарием.
Другой подход (частично вытекающий из
первого) к определению необходимого для обороны
страны потенциала основывается на анализе
соотношения сил (средств) сторон. Скажем, посмотреть,
какое оно, это соотношение, на западе,
востоке и юге, и после этого с учетом гипотетических
угроз пестовать армию и флот. Однако стоит
только (даже в самых общих чертах) рассмотреть
мощь объединенной Европы или Китая и Японии,
как становится совершенно очевидным, что подобный
путь откровенно ведет в никуда. Возможности
России, чей ВВП не превышает 3% от мирового,
чья доля в наукоемких производствах на
планете не более 2%, невелики. Между тем если
всерьез вознамериться вступать в конфронтацию
на всех стратегических направлениях, то одних
только дизельных подводных лодок отечественному
ВМФ, судя по ряду экспертных оценок, потребуется
не менее 400.
Впрочем, в отечественной публицистике и выступлениях
некоторых российских политических
деятелей постоянно и настойчиво звучат требования
создать «компактные, мобильные, современные»
Вооруженные Силы и соблюдать при этом
«разумную достаточность». Однако что стоит за
этими терминами – толком никто не знает. Никакими
количественными критериями они не описываются.
Применить их как руководство к действию
пока никак не удается.
Так что надо исходить из каких-то других
критериев. Возможно, даже из элементарных. В
частности, в России в конце XIX века при строительстве
Военно-морского флота этот критерий
звучал достаточно просто: «Быть в Европе третьей
по силе морской державой».
Окончание следует
Коллаж Андрея СЕДЫХ
Коллаж Андрея СЕДЫХ
Стр.1
№ 40 (356) 13–19 октября 2010 года
КРИЗИС
ТЕМА
Деньга ХАЛИДОВ,
вице-президент Академии
геополитических проблем,
руководитель Центра
стратегических исследований
проблем этнополитики и ислама
Важно адекватно воспроизвести модель «генерирования»
хронической нестабильности и правильно
оценить роль тех или иных (постоянно действующих)
факторов, влияющих на обострение ситуации на Северном
Кавказе. Неудача федеральной политики здесь
прямо вытекает из методологических ошибок и концептуальной
несостоятельности. В чем это выражается?
РАЗБОР ПОНЯТИЙ
И КОНЦЕПТУАЛЬНОГО БАГАЖА
Попробуем разобраться в терминах, ибо терминологическая
«вольность» как раз и отражает концептуальную
несостоятельность. Мне представляется, что
ошибка центра заключается в неадекватном моделировании
ситуации и основных причин воспроизводства
нестабильности, в непонимании природы мотивов и
ценностей тех, кто составляет идеологически «заряженное»
ядро мятежников – исламистов особой породы.
Мы исходим из того, что именно этот фактор наиболее
дестабилизирующий в регионе. Все остальные причины
– этнополитические, коррупционно-олигархические,
другие уступают фактору экстремистского подполья по
своему влиянию на стабильность.
Поскольку мы занимаемся не пропагандой, а аналитикой,
для начала хотя бы надобно определиться с
понятиями. Пора отказаться от термина «бандиты» в
отношении членов экстремистского подполья. Ядро
последних – идейно мотивированные люди, как бы
мы к ним ни относились. И не случайно несколько лет
назад экс-начальник Управления ФСБ по Дагестану
признал, что «мы проигрываем им идеологически».
Симптоматичное признание. Для идейно «заряженных»
террористов и экстремистов более подходящий
термин «мятежники-исламисты». А то, что происходит
в регионе, – это мятежевойна. Наступление эпохи подобных
войн предсказал еще в 50-е годы известный
русский ученый-эмигрант Евгений Месснер.
Такого рода мятежники в научно-богословских
исламских кругах России и арабского мира получили
название хариджиты. В период праведных
халифов (почти 14 веков назад) громко о себе
заявила группа хариджитов, которые бросили
вызов халифу Али и отличались чрезвычайно радикальными
требованиями к своим единоверцам.
Они наделили себя правом казнить и миловать мусульман,
обвиняя одних в куфре (неверии), а других
– в лицемерии. Впоследствии разгромленная
(своими единоверцами), эта группа со всей отчетливостью
показала, к чему приводит отступление
от меры – краеугольного камня в исламе.
А что же так называемые ваххабиты? Известно, что
Королевство Саудовская Аравия (КСА) – родина ваххабизма
– предъявляет серьезные претензии ко всем, кто
связывает политический терроризм на Северном Кавказе
с ваххабизмом. Во-первых, ваххабиты именуют себя
салафиюн (следующие путем праведных халифов) и
очень обижаются, когда их называют по имени шейхаобновленца
(реформатора) Абд аль-Ваххаба (XVIII век,
Аравийский полуостров). И тем более остро они реагируют,
когда их причисляют к «английским шпионам».
Во-вторых, КСА недвусмысленно поддержало
Россию в ее чеченской политике, признав законность
избрания президентом Чечни Ахмада-хаджи
Кадырова в 2004 году и последующие выборы в
республике (в отличие, кстати, от Запада). ЭрРияд
оказывал такие серьезные знаки внимания
чеченским лидерам, что не оставалось сомнения в
однозначности поддержки России в том, что касается
Северного Кавказа.
С другой стороны, известно, что отец и сын Кадыровы
принадлежат к влиятельному в Чечне и Ингушетии
суфистскому (тарикатскому) ордену Кадырия. А суфисты,
исламские мистики – идейные (по ряду богословских
вопросов) антиподы салафитов (или ваххабитов в
обиходе). Вот и получается логическая неувязка, которая
снимается: использованием понятия «неохариджиты»
для обозначения идейного ядра экстремистского
подполья, разведением, собственно, понятий «ваххабит»
и «салафиюн». Последнее важно, ибо огромное
число мусульман-салафитов в России интегрированы
в российский социум и более того – особо продвинутые
среди них не теряют надежды на союз с российскими
патриотами в общем деле возрождения России и сопротивления
западной модели глобализации.
В том, что касается термина «ваххабит» (и «ваххабизма»),
нельзя не заметить одну особенность: самым
удивительным образом в одной «лодке» критического
запала оказались абсолютно разные по своей духовной
подкладке люди: суфистские лидеры из духовных
управлений мусульман (ДУМ) северокавказских республик
и неолибералы вкупе с сионистами. Оба эти
лагеря почти с одинаковой ненавистью, но по разным
причинам клеймят ваххабизм.
Если для первых это вопрос власти над умами и
сердцами мусульманской паствы, а косвенно – и финансового
благополучия, опирающегося на местные
источники, то для отечественных неолибералов это
принципиальный вопрос, затрагивающий их (предельно
отвязные) ценности и чувство двойной, а то и тройной
лояльности. Вот так и получается, что вопрос об
идентификации ваххабитов с англосаксонской агентурой
не имеет однозначного определения. Для неолибералов
жупел ваххабизма – способ дискредитации
и ислама, и собственно Саудовской Аравии, в рамках
политики агрессивной глобализации. Какое это имеет
отношение к нашей теме? В рамках геополитики и
стратегического выбора России достаточно значимое,
хотя и опосредованное, о чем мы поговорим ниже.
ОБ АДЕКВАТНОСТИ
МЕТОДОВ АНТИТЕРРОРА
В нашей стране достаточно широко распространены
некритические стереотипы относительно причин терроризма
и хронической нестабильности в СКФО. В частности,
тезис (причем абсолютно бездоказательный) о
тесной связи между хронически высокой безработицей
и социальной неустроенностью молодежи, с одной стороны,
и ростом рядов экстремистского подполья и нестабильностью
– с другой. Безработных в регионе сотни
тысяч, а в рядах мятежников-неохариджитов состоят от
силы несколько сотен человек, а со скрытой социальной
поддержкой отдельных общин – от нескольких тысяч до
15–30 тысяч человек (оценки весьма приблизительные).
Негусто, но достаточно, чтобы держать в страхе коррумпированных
чиновников, местных олигархов и высоких
чинов из милиции. Ситуация, прямо влияющая на инвестиционную
привлекательность и успех федеральных
начинаний, вроде открытия полпредства СКФО и новой
стратегии развития региона.
Анализ показывает, что динамика терактов в
регионе за последние пять лет имеет явно выраженный
негативный характер. Рост по сравнению с 2008
ДЕНЕЖНЫМ ПОТОКОМ
ГОРЯЧУЮ ТОЧКУ ОСТУДИТЬ НЕ УДАСТСЯ
В данной статье я попытаюсь ответить на два вопроса: каковы основные причины
хронической нестабильности в Северо-Кавказском регионе на протяжении последних 5–10 лет
и почему несостоятельна в концептуальном плане опора на социально-экономическую стратегию?
годом – почти в два раза, о чем убедительно свидетельствуют
цифры из исследования дагестанского
ученого К. М. Ханбабаева. Соответственно возросло
и число жертв со стороны как правоохранителей, так
и мятежников-неохариджитов. Чем больше упора
исключительно на силу, зачастую неизбирательную,
тем больше «ответного» террора, тем больше акций
мести, как об этом говорит «народное радио». Кстати,
такую же закономерность выявили в мире, анализируя
географию распространения «международного
терроризма» (см. книгу Андрея Ваджры «Путь зла.
Запад: матрица глобальной гегемонии»).
Что мы видим на практике? Государство неадекватно
оценивает ситуацию и пытается деньгами
(социально-экономическими мерами) нейтрализовать
конфликт, имеющий качественно иную природу.
Чиновники на местах, охочие до обильных федеральных
ресурсов, не устают повторять вот уже на протяжении
15–20 лет, что все дело в деньгах, вернее – в
их нехватке для создания новых производств, отсюда
нестабильность и терроризм. Центр делает вид,
что верит этому, и периодически продуцирует инициативы
с инвестициями и разного рода «социальноэкономическими»
программами. Часть денег, как положено,
подвергается «распилу», а проблема нестабильности
тем временем еще более усугубляется. В
ответ наращиваются силовой блок, соответствующие
практические мероприятия и угрожающая риторика.
Все это напоминает дурную бесконечность с перманентной
вялотекущей гражданской войной.
Каковы же внешние и внутрирегиональные
причины этого явления?
СНАЧАЛА
О ВНЕШНИХ ФАКТОРАХ
Политика центра на Северном Кавказе неадекватна
реальной ситуации и противоречива. Руководство страны
демонстрирует политическую «усталость» от хронического
характера конфликта в регионе и готовность в
принципиальном плане решать назревшие проблемы.
Однако реальные дела, в том числе и в законодательной,
политэкономической и правоохранительной сферах, не
оставляют шансов на прорыв, более того – усугубляют
ситуацию. Такая неадекватность имеет под собой несколько
оснований концептуально-геополитического,
меркантильно-корпоративного и когнитивного характера.
И все они связаны друг с другом.
Концептуально-геополитический срез. В концептуальном
плане регион объективно «палестинизируется»,
превращаясь в постоянно действующий фактор
политической жизни страны: чем больше «войны» на
Кавказе, тем меньше разговоров о реальных причинах
социальных неурядиц россиян. В геополитическом же
плане «палестинизация» Северного Кавказа выполняет
функцию органичного встраивания России в западный
сценарий и в коалицию перманентной войны
с «международным терроризмом» во главе с США, а в
неявной форме – в антиисламскую коалицию.
Собственно, сам концепт «международного терроризма»
– это миф, рожденный в «лабораториях» ЦРУ
и призванный играть роль инструмента агрессивной
глобализации и переформатирования стран мировой
периферии и полупериферии. Именно потому на вооружение
взяты израильская (в целом западная) стратегия
и тактика антитеррора. Такая политика вполне в
духе стратегии «управляемого хаоса», о чем мы поговорим
ниже. Кстати, один из теоретиков в этой области,
бывший эксперт Пентагона при Буше-младшем Стивен
Манн еще в середине 2000-х годов был назначен
«смотрящим» за Каспийско-Кавказским регионом.
На Ближнем Востоке (Палестина) данные теория и
практика антитеррора выполняли вполне определенную
стратегическую функцию: построение «здания»
моноцентричного государства за счет территории
«чужих», для чего дело надо представлять таким образом,
что эти «чужие» (палестинцы) – прирожденные
террористы, неспособные иметь собственную государственность.
В рамках такой политики средствами
государственного насилия провоцировался ответный
террор, а умеренные силы палестинского сопротивления
планомерно уничтожались на протяжении 50–70-х
годов. Пока на поверхности не остался один Ясир Арафат
– террорист № 1, впоследствии лауреат Нобелевской
премии мира. В общем, здесь все логично: цель и
средства системно связаны друг с другом.
В Афганистане и Ираке США также закрепляются
прочно и надолго, а само присутствие оправдывается
хронической нестабильностью, которую сами
же американцы и спровоцировали. Пусть никого не
вводит в заблуждение вывод американских войск из
Ирака: там остался мощный вооруженный «кулак»
из частных, корпоративных армий, а сама страна отброшена
на 50 лет назад и истерзана окончательно.
Другое дело Россия. Москва не ставит перед собой
стратегическую цель: отчуждение, а то и вытеснение
Северного Кавказа с российского «пространства».
Интеграция – вот главная стратегическая установка,
разделяемая ответственной частью правящей элиты и
более чем 90% населения региона. Тогда почему же
на вооружение взята антитеррористическая метода,
повторяющая «зады» ближневосточной (и шире – западной)
теории и практики?
На уровне среднего звена политики и силового
(правоохранительного) блока это концептуальное
расхождение чувствуют лишь особо продвинутые.
На эти противоречия обращали внимание некоторые
старшие офицеры ФСБ и МВД из региона. Там люди
ближе к своим народам и вовсе не жаждут большой
войны, зная, к чему все это ведет. Именно поэтому
удалось в значительной мере погасить возникавшие
очаги терроризма в Карачаево-Черкесии в 2000-е
годы. «Партия» салафиюн (или ваххабиты, по терминологии
властей) составляла вполне легитимную
часть общества КЧР. И тем не менее властям (светским
и духовным) вкупе с милицейским начальством
удалось успешно купировать проблему без большой
крови и насилия. И это несмотря на планы «сверху»
по «нейтрализации ваххабизма». В немалой степени
удалось погасить очаги конфликта и в Чечне, проводя
политику национального примирения в форме
широкой амнистии бывших боевиков. Национальное
примирение – здесь ключевое понятие, и в принципе
необходимо взять эту концепцию в качестве основы.
Таким образом, стратегические цели Российского
государства вступают в противоречие с избранными
средствами. В чем суть этих средств? В неизбирательном
насилии и принципе коллективной ответственности,
в опоре на «старо-новый» постулат «самооговор – царица
доказательств», пытки и унижение мужского достоинства
(как в концлагере в Гуантанамо и тюрьме «Абу
Грей») и бессудные расправы. И мы пожинаем горькие
плоды этой практики и чуждой теории антитеррора.
Кстати, в интервью одной из московских газет
президент Ингушетии Юнус-бек Евкуров признал
(косвенно) актуальность проблемы бессудных
расправ и порочность опоры на принцип «жесткой
и неумной силы». Ибо он предполагает отказ или
второстепенную роль альтернативных методов из
области народной дипломатии и политики, социальных
и нравственных мер воздействия.
Такая концептуально-геополитическая «закваска»
предопределяет и особую логику функционирования
правоохранительно-силовой «машины»,
способствующей воспроизводству нестабильности
в регионе (второй фактор). К такому выводу приходят
не только независимые эксперты, но и околовластные.
Так, авторы аналитического доклада
«Кремль и Северный Кавказ: новые политические
решения и новые вызовы федеральной власти»
(2009) пишут, что назревает понимание необходиВЯЛОТЕКУЩАЯ
ГРАЖДАНСКАЯ
ВОЙНА
СЕВЕРНЫЙ
КАВКАЗ:
мости
«отказа от политики силового подавления
несистемных элементов, которая имеет обратный
эффект в Дагестане и Ингушетии. Обратный пример
Чечни, при всех оговорках, показывает, что политика
национального примирения способна кардинально
изменить положение дел. Те же позитивные
тенденции сейчас просматриваются в Ингушетии,
но в Дагестане жесткость силовых структур в лице
МВД становится дестабилизирующим фактором
(выделено мной. – Д. Х.)».
С какого-то периода меркантильно-коррупционные
и «корпоративные» мотивы начинают превалировать
над задачами решения проблемы терроризма по существу.
Система начинает обслуживать свои «корпоративные»
интересы: терроризма должно быть ровно столько,
чтобы силовая «машина» работала без сбоев, а цифра
в федеральном бюджете (много миллиардов рублей)
росла с каждым годом. Никто не признается в этом, но
подспудно сей мотив, безусловно, присутствует в определенном
слое силового начальства. Косвенных примеров,
подтверждающих эту гипотезу, предостаточно.
Еще один (внешний) фактор связан с наличием
влиятельных «игроков» федерального уровня, имеющих
собственные интересы на Северном Кавказе, с неконсолидированностью
федеральной власти в регионе.
Сюда входят министры и руководители некоторых
ключевых федеральных ведомств, крупные олигархи и
представители топ-менеджмента госмонополий. Около
60% руководящих должностей в аппаратах госвласти,
в различных ГУП и ОАО в субъектах Федерации входят
в номенклатуру федеральной власти. За них идет нешуточная
борьба. У влиятельных высших чиновников
центра своя креатура на местах, и зачастую власти региона
в их лице сталкиваются с серьезной силой.
Можно привести следующий пример. В августе
2006 года на совещании в Ростове-на-Дону
тогдашний президент Дагестана Муху Алиев недвусмысленно
обвинил федеральное начальство
из правоохранительно-силового блока в прикрытии
коррупции и теневой экономики на местах, в
частности широкого распространения браконьерства
на Каспии с откатами для пограничников,
призванных контролировать море.
Или другой пример, когда на встрече с дагестанским
руководством (Сочи, август 2010-го)
Дмитрий Медведев бросил фразу: «Пора прекратить
торговлю должностями». Но президент
страны имел в виду прежде всего федеральные
должности в республиках СКФО. Такая «торговля»
– секрет Полишинеля на Северном Кавказе. В этих
условиях благие намерения одних по «искоренению
зла коррупции» и прочих грехов саботируются
меркантилистскими установками других и очень
влиятельных «игроков» регионального масштаба.
Четвертый (внешний) фактор. Федеральные и
(частью) региональные чиновники попросту путаются
в причинно-следственных связях, с трудом понимают,
о чем идет речь, когда разговор заходит о реальном
положении дел. Они все привычно сводят к деньгам, к
большим деньгам, не догадываясь что тут качественно
иное. Для ядра непримиримых неохариджитов
это сплав из объективных и субъективных духовных
факторов, пусть даже они связаны с неадекватными
интерпретациями священных текстов Корана. Для
«лесной», подпольной «пехоты» это что-то среднее
между романтикой поиска справедливости и бегством
от произвола милиции и силовиков.
Неадекватность осмысления ведет к неадекватности
методов, к некритическому отношению к
чуждым («импортным») методам и теории решения
сложной задачи. Вообще это серьезная проблема,
затрагивающая отношения по линии «честная
наука + ответственное экспертное сообщество
и чиновники»: одни претендуют на знание «что и
как», но лишены возможности принимать решения,
а другие делают вид, что знают, но не дружат
с логикой (или она носит меркантильный характер)
и наделены правом принимать решения.
Адекватное объяснение и понимание происходящего
на Северном Кавказе возможно, если опираться
на концепцию «антисистемы». Все вышеперечисленные
факторы связаны друг с другом и составляют
своеобразную антисистему. Анти – потому что эти
факторы, взятые в совокупности (в связи друг с другом),
действуют «перпендикулярно» государственным
стратегическим целям и задачам. На высшем,
концептуально-геополитическом уровне задаются
такая теория и метода решения проблемы стабильности
на Северном Кавказе, когда ее по определению
никогда невозможно достичь. На вооружение (неявно)
взята метода управляемого хаоса и постоянного
провоцирования нестабильности.
Согласно концепции управляемого хаоса, которой
руководствуются США: а) в ресурсном отношении
более выгодно управлять хаосом, нежели
порядком; б) неявно проводится политика депопуляции
и сокращении населения; в) устанавливается
контроль над богатыми нефтью и газом регионами
и странами, а также над важными в геостратегическом
отношении коммуникациями. Элементы такой
стратегии очевидны и в России, в частности на Северном
Кавказе, в том числе и в работе отечественной
пропагандистско-силовой «машины».
Достаточно сделать контент-анализ печатных СМИ,
передач и фильмов на центральных ТВ-каналах, чтобы
убедиться в этом. Пропаганда (неявная) кавказофобии
и исламофобии, провоцирование конфликтов на этнической
и религиозной почве, формирование общественного
мнения в пользу «отсечения» Северного Кавказа
от России – это реальность сегодняшнего дня. Здесь
не только и не столько погоня за «жареным» фактом, а
надо полагать, сознательная демонизация российского
Кавказа с далеко идущими последствиями для страны.
Кто этот анонимный круг людей, принимающих
столь важные решения? Он рассредоточен по разным
ключевых структурам государства, экспертного
и массмедийного сообществ и представляет собой
«агентуру глобализации» или «5-ю колонну». Все,
что они делают, вполне укладывается в сценарий
превращения России в сателлита США (как «инструмента»
и плацдарма транснациональной олигархии).
На втором – промежуточном – уровне тон задают
уже корпоративно-эгоистические интересы чиновников.
Если даже понятен общий замысел тех, кто задает
тон в кавказско-исламском направлении политики
Москвы, частный интерес побеждает выгоды общего
блага. Здесь не до теорий и трагедий многих тысяч
людей, здесь быть бы только живу, успеть до пенсии
дожить и нажить приличное состояние. В этой же
обойме – местные (регионального масштаба) олигархи
и креатура влиятельных федеральных акторов.
Ну и наконец, третий уровень – это тот слой аппарата
власти, у которого очевиден когнитивный диссонанс:
невежество и непонимание того, что происходит
в реальности. Это очень легкий объект манипуляций, до
которого с трудом доходят научные выкладки и логические
соображения. Здесь тот самый случай, когда в
одной отдельно взятой голове вполне укладываются
несовместимые вещи. Присутствие элементов мифологичности
и традиционализма – характерная черта
мышления этого круга людей.
Окончание следует
04
Коллаж Андрея СЕДЫХ
Стр.4
05
ТЕНДЕНЦИИ
БОРЬБА
РЕАЛЬНАЯ
Владимир ЩЕРБАКОВ
Официальный представитель Пентагона
Брайан Уитман отказался дать прогноз по срокам
исполнения приказа своего начальника
и заявил, что «точная дата – это не слишком
важная составляющая» тех действий, которые
сегодня предпринимает Вашингтон с целью
обеспечения надлежащей степени кибербезопасности
США.
Между тем по оценке, изложенной в
сентябрьско-октябрьском сего года выпуске журнала
«Форин Аффэйрс» заместителем министра
обороны Уильямом Линном, в последнее время
регулярно «цифровую крепость» Пентагона,
насчитывающую около 15 000 компьютерных
сетей и более 7 миллионов компьютеров, пробуют
«на зуб» более 100 спецслужб и разведывательных
организаций различных стран мира. По
сведениям же американского разведывательного
сообщества, «правительства зарубежных стран
ведут разработку наступательных средств для кибервойны»,
а бригадный генерал Стивен Смит,
подчеркивая важность ИТ-безопасности для ВС
США, был еще более категоричен: «Мы не сетецентричны,
а сетезависимы!».
И вот на волне такой суматохи пока «полноков
сегодня все же – это Соединенные Штаты,
располагающие самыми ценными, что уж скрывать,
секретами военного, промышленного и
финансового характера. По оценкам аналитиков
США, в период с 2005 по 2010 год количество
кибератак на ИТ-системы американских правительственных
организаций возросло в три раза. А
нынешний глава киберкомандования Пентагона
и начальник АНБ генерал Александер даже заявил
на слушаниях Комитета по делам ВС США
палаты представителей конгресса, что кибероружие
имеет эффект, сравнимый с эффектом применения
оружия массового уничтожения.
Причем для сражений в новой войне старые
Но главная цель хакеров и киберпреступнистью
боеготовыми» к войне нового типа оказались
лишь кибервойска ВВС США – 24-я воздушная
армия, о чем 1 октября и заявил официально глава
Космического командования военно-воздушных
сил генерал Роберт Кехлер.
ПРОСТО, ДЕШЕВО, ЭФФЕКТИВНО
«Добро пожаловать на войну XXI века, – говорит
Ричард Кларк, в недавнем прошлом советник
бывшего президента США Джорджа Буша
по вопросам кибербезопасности. – Вообразите
себе вспыхивающие электрогенераторы, сходящие
с рельсов поезда, падающие самолеты, взрывающиеся
газопроводы, системы вооружения,
вдруг перестающие работать, и войска, которые
не знают, куда им двигаться».
Перед вами не пересказ эпизода из очередного
голливудского блокбастера – это краткое описание
высококлассного американского эксперта тех последствий,
к которым может привести война нового
формата – кибервойна. Впрочем, Голливуд вовремя
заметил тенденцию перехода ИТ-преступности на
совершенно новый уровень – от хакеров-одиночек
и «хакерских групп по интересам» к отрядам профессиональных
кибербойцов, имеющих цель более
глобальную, чем просто насолить «Большому
брату» или украсть пару миллионов баксов.
Именно кибервойна, правда, ограниченного
способы ведения боевых действий не подходят.
Пока нет даже четкого определения самого термина
«кибервойна» и понимания того, когда же
киберпреступление или атака хакера переходят в
разряд «акта кибервойны против суверенного государства».
Более того, одной из главных проблем
в обеспечении кибербезопасности является чрезвычайно
высокая сложность выявления точного
источника конкретной кибератаки. Не зная врага
«в лицо» и место его нахождения, нельзя принять
окончательного решения по нанесению ответного
удара возмездия. Ярким примером этого может
служить ситуация с нашумевшей прошлогодней
июльской атакой на серверы 12 агентств и ведомств
американского правительства: первоначально Вашингтон
в этом обвинил КНДР, но сотрудники
южнокорейской разведки, отслеживавшие направления
«цифровых ударов», вскоре установили, что
адреса, с которых осуществлялось руководство «захваченными»
компьютерами, располагались в 16
странах, включая даже США и Южную Корею.
Зато КНДР оказалась совершенно ни при чем.
С другой стороны, обрести кибероружие и
ПРОСТРАНСТВО
ВИРТУАЛЬНОЕ,
АРМИЯ
сфере кибербезопасности, которые будут востребованы
американскими силовыми агентствами
в ближне- и среднесрочной перспективе, станут
выявление и предотвращение несанкционированных
проникновений в информационные системы
(сети), обеспечение общей информационной безопасности
различных подразделений и структур
данных ведомств, осуществление базовой подготовки
личного состава силовых ведомств в области
компьютерной (информационной) безопасности,
текущее обслуживание систем, обеспечивающих
разграничение доступа к информации, и прочее.
Естественно, потребуются не только услуги, но
также программное обеспечение или «железо».
Причем объем запросов заказчиков, полагают
эксперты, начнет в данной области постоянно возрастать,
как говорится, по экспоненте.
Разумеется, такие известные на международном
рынке ВВСТ компании, как «Локхид Мартин»,
«Рейтеон» или «Нортроп Грумман», намерены с
первых же минут кибервойны занять лидирующие
позиции в ряду тех, кто возьмется за обеспечение
воющих сторон – либо одной, либо, что не исключено,
сразу обеих – соответствующими средствами
киберборьбы. Следовательно, разработчики защиты
от кибератак должны быть постоянно на шаг
впереди тех, кто создает методы нападения.
Например, в «Локхид Мартин» делают ставку
ет один из ведущих экспертов США в области
кибербезопасности Кевин Колман, Пекин здесь
действует «тихо и тайно», постепенно и планомерно
«выкачивая» различной степени важности
информацию военного, политического и экономического
характера. По мнению американских
киберзащитников, такой стиль действий Китая
делает его намного более опасным кибернеприятелем,
чем Россия, которую на Западе считают
«безусловно, виновной» в массированных кибератаках
на Эстонию (2007) и Грузию (2008).
В качестве примера высокой степени опасности
китайских киберсолдат обычно приводят
серию последовательных хакерских атак, осуществленных
в 2003 году и получивших обозначение
«титановый дождь», в ходе которых были
взломаны и частично опустошены ресурсы корпорации
«Локхид Мартин», национальной лаборатории
«Сандия» (один из крупнейших ядерных
исследовательских центров США), Редстоуновского
арсенала (ракетно-космический центр СВ
США), а также компьютерные сети НАСА.
По словам Лари Ворцеля, одного из бывших
бервойска НОАК, но сегодня, в мирное время,
ведущие постоянные «разведывательные» атаки
на компьютеры правительственных и ведущих
бизнес-структур стран – потенциальных противников
(соперников) Поднебесной;
– и, наконец, самый многочисленный третий
уровень – армия «хакеров-патриотов», постоянно
отрабатывающих свои «навыки» на компьютерных
сетях других стран, преимущественно –
Соединенных Штатов.
Впрочем, авторы доклада затруднились ответить
на вопрос: управляет ли китайское правительство
этой армией «красных хакеров»?
Пока конгресс США изучает доклад о кина
особую технологию, некое «информационное
чудо-оружие», при помощи которого они действительно
смогут создавать средства, позволяющие
военным и силам правопорядка получать
в свое распоряжение кибероружие, способное
противостоять еще непоявившейся и неизвестной
аналитикам киберугрозе.
Еще одно приоритетное направление – созхарактера,
легла в основу сценария последнего
фильма про знаменитого «Крепкого орешка».
Пока до этого, конечно, еще далеко, но, как отмечается
в заявлении «Лаборатории Касперского»,
недавний случай с выявленным «промышленным»
вирусом «СтаксНет» (StuxNet) очень
похож именно на «боевую кибератаку» некой
спецслужбы, главной целью которой, по оценкам
разных зарубежных экспертов, были либо
иранская АЭС в Бушере, либо, как утверждают
цитируемые израильской газетой «Гаарец» специалисты,
завод по обогащению урана-235 в
Натанце. Сложность же вируса, его чрезвычайно
высокая избирательность свидетельствуют о
том, что данную вредоносную программу создавал
не хакер-самоучка, а группа высококвалифицированных
специалистов, имевших без преувеличения
гигантский бюджет и возможности
по интеграции ресурсов. Проанализировав код
червя, эксперты «Лаборатории Касперского»
сделали вывод, что главная задача «СтаксНет»
– «не шпионаж за зараженными системами, а
подрывная деятельность».
«StuxNet не крадет деньги, не шлет спам и
не ворует конфиденциальную информацию, –
утверждает Евгений Касперский. – Этот зловред
создан, чтобы контролировать производственные
процессы, в буквальном смысле управлять огромными
производственными мощностями. В недалеком
прошлом мы боролись с киберпреступниками
и интернет-хулиганами, теперь, боюсь,
наступает время кибертерроризма, кибероружия
и кибервойн».
кибервойска более просто и дешево, чем создать
и закупить современные вооружения, военную и
специальную технику (ВВСТ), подготовить необходимое
количество дивизий. Особенно если не
формировать собственные киберподразделения, а
прибегнуть к услугам хакеров-одиночек или киберпреступников.
Так, по оценке вице-президента
подразделения по разработке разведывательных
и информационных систем компании «Рейтеон»
Стивена Хокинса, всего за несколько миллионов
долларов государство или организация может
нанять людей, обладающих кибернавыками, необходимыми
для подготовки соответствующих
кибервойск и кибероружия. А один из бывших
сотрудников АНБ – Чарльз Миллер даже подсчитал,
что на организацию киберструктуры, способной
успешно атаковать Америку и полностью парализовать
деятельность США, потребуется всего
лишь 98 млн долларов.
КОРПОРАЦИИ СОРЕВНУЮТСЯ
Одним из «последствий» усиления внимания
со стороны правительства и военных США к вопросам
кибербезопасности, в частности, стало
то, что американские компании, специализировавшиеся
до этого на контрактах по самолетам,
ракетному оружию, боевым кораблям, танкам и
военным спутникам, активно взялись в последнее
время за совершенно новое для них дело –
кибербезопасность.
«Для нас это одно из основных перспективдание
такого программного обеспечения и таких
аппаратных средств, которые, будучи поражены
в результате кибератаки со стороны противника,
смогут сами восстанавливаться до первоначального
работоспособного состояния.
Специалисты другой компании – «Рейтеон»
офицеров гарнизона «цифровой крепости» американской
армии, атаку выполняли находящиеся на
госслужбе китайские хакеры, чьими «трофеями»
тогда стало значительное количество инструкций,
техописаний, проектно-конструкторской документации,
а также иной информации, составляющей
государственную, военную и коммерческую
тайну Америки. Ущерб был минимально оценен в
несколько сотен миллионов долларов.
Правда, по данным обнародованного в конце
ных направлений, – подчеркнул на брифинге с
журналистами вице-президент подразделения по
разработке разведывательных и информационных
систем компании «Рейтеон» Стивен Хокинс.
– Мы прогнозируем рост объемов рынка на два
порядка, его стоимость составит миллиарды долларов».
Бороться есть за что – кибербюджет в текущем
году достиг 8 млрд долларов, а к 2014-му
вырастет до 12 млрд. При этом если ежегодное
увеличение расходов по другим направлениям
в среднем в ближнесрочной перспективе будет
3–4%, то в отношении кибербезопасности – не
менее 8% ежегодно. Ведущая роль в войне нового
типа, естественно, отведена военным, им же достанется
и львиная доля кибербюджета: более 50% из
8 млрд долларов 2010 года получит Пентагон.
По оценке Джона Слая из компании «Инпут»,
занимающейся анализом и маркетинговыми исследованиями
высокотехнологичных рынков для
правительства США, приоритетными услугами в
также в последнее время активизировали усилия
по отвоеванию своей ниши на перспективном
рынке кибербезопасности. Одним из направлений
ее работ является создание средств, способных эффективно
выявлять в системах ИТ-безопасности
пробелы так называемого нулевого дня (zero-day
detection). В «Рейтеоне» особо подчеркивают, что
сегодня борьба с киберпреступниками проходит
преимущественно по одному сценарию: антивирусные
программы имеют массивные базы данных
с уже известными различными вредоносными программами
и проверяют всю поступающую в систему
(сеть) информацию на предмет наличия в ней
этих самых известных «врагов», после чего начинают
с ними бороться. Кроме
того, выявляются подозрительные
«куски» информации,
которые могут быть вредоносными
программами. И
вот одно из подразделений
компании уже занимается
программным обеспечением,
которое будет способно более
эффективно выявлять еще
неизвестные и не помещенные
в каталог вирусы, причем
не только выявлять, но и
тут же предпринимать в автоматическом режиме
контрдействия. Кстати, в «Рейтеоне» считают, что
успеха здесь можно достичь за счет более широкого
внедрения в системы кибербезопасности элементов
искусственного интеллекта.
Однако любые системы кибербезопасности
требуют проведения испытаний, на которых можно
подтвердить их дееспособность. Проверять их на
рабочих системах заказчиков нецелесообразно и
весьма небезопасно, поэтому корпорации «Локхид
Мартин» и «Нортроп Грумман» уже ввели в эксплуатацию
специальные киберполигоны.
ГЛАВНЫЙ ВРАГ
Кого же видит Вашингтон своим главным потенциальным
киберпротивником? Вполне предсказуемо
– Китай, безусловно, лидирующий среди
десятка основных стран, с территории которых
регулярно осуществляются атаки на компьютерные
сети Америки. При этом, как отмечазе»
все громче звучат в Соединенных Штатах. И
вот в ноябре прошлого года представители экспертного
сообщества США направили в конгресс
доклад, в котором привели многочисленные данные
о том, что имеющие «китайское происхождение»
вирусы, «закладки» и различные вредоносные
программы были в значительном количестве обнаружены
в компьютерных сетях американских
компаний нефтегазового сектора, телекоммуникационных
и финансовых компаний. По мнению
авторов доклада, масштаб кибервойны, ведущейся
КНР, вырос от отдельных атак до постоянных
широкомасштабных и хорошо спланированных и
взаимосвязанных «фронтовых операций».
Китайская киберугроза настолько сильно
взбудоражила Вашингтон, что было принято ремая
этого года аналитического отчета «Лаборатории
Касперского», список стран, с территории
которых осуществляется наибольшее количество
хакерских атак, по итогам первого полугодия
выглядел так: США (27,57%), Россия (22,59%),
Китай (12,84%) и Нидерланды (8,28%).
Тем не менее крики о «китайской киберугробервозможностях
НОАК, военные Поднебесной
руководствуются по сути той же стратегией, требований
которой придерживаются их заокеанские
соперники. Как сообщили в июле 2010 года
СМИ Китая, командование НОАК приняло решение
об учреждении в Министерстве обороны
КНР управления по вопросам информационной
безопасности – некоего аналога американского
киберкомандования. Ибо главная задача, которая,
по сообщению официального представителя
китайского МО, возлагается на новую структуру,
– обеспечение кибербезопасности военных
компьютерных сетей всех уровней.
Скупое официальное сообщение о данном
факте прозвучало 19 июля. А ранее, что интересно,
командование НОАК запретило военнослужащим
создавать в Сети свои персональные странички или
вести записи в блогах – запрет распространяется
даже на уволившихся военнослужащих.
НА ПОДХОДЕ ТЕРРОРИЗМ
Еще один источник угрозы – кибертерроризм,
который пока является уделом голливудских
«страшилок», но, как считают эксперты, способен
в самом недалеком будущем стать реальностью
и преподнести весьма неприятные «сюрпризы» и
правительству, и обществу в целом. Террористы
сегодня используют кибероружие в основном для
сбора необходимой им информации, кражи денег
и вербовки пополнения. Пока они стремятся совершить
громкие кровавые акции, чтобы потрясти
общественность той или иной страны.
Однако, по мнению специалистов, если
На организацию киберструктуры,
способной успешно атаковать Америку
и парализовать деятельность США,
потребуется всего лишь 98 млн долл.
шение подготовить специальный доклад по данной
теме, – в ноябре прошлого года комиссия по
изучению вопросов экономики и безопасности
в американо-китайских отношениях представила
результаты своего исследования конгрессу.
В числе прочего там было указано – сегодня в
Китае существует трехуровневая система ведения
кибервойны:
– первый уровень – это собственно высококвалифицированные
киберсолдаты НОАК, которые
и приступят к кибератакам чужих и киберобороне
своих компьютерных сетей с началом боевых
действий (объявления войны);
– второй уровень – группы гражданских
или военизированных специалистов по ведению
кибервойны, работающие в китайских государственных
и частных корпорациях и различных
институтах или иных организациях подобного
характера, которые также работают на военных
и с началом войны будут мобилизованы в кис
применением компьютеров и иных современных
электронных устройств.
В заключение необходимо отметить следуюэкстремисты
прибегнут к кибертеррору, это в
отдельных случаях может привести к масштабным
катастрофам. Например, вывод из строя
систем управления воздушным процессом или
движением поездов, считают эксперты по ИТбезопасности,
чреват не менее ужасными последствиями,
чем взрывы бомб в самолетах или
поездах. Поэтому хотя спецслужбы активно
готовятся к противодействию атакам кибертеррористов,
более реальной
угрозой, по крайней мере на
опыте Соединенных Штатов,
пока является обычная
– национальная или международная
– киберпреступность:
в развитых и не совсем таковых
странах большая часть
ограблений банков, компаний
и даже отдельных индивидуумов
происходит уже не с помощью
пистолета, фомки,
дубинки, ножа или кастета, а
щее. Понимая, что МВБ США и отделы ИТбезопасности
госорганизаций и бизнес-сектора
сами не справятся с масштабной внешней киберугрозой,
руководство Пентагона изменило
мнение по данному вопросу. В прошлом году
незадолго до официального объявления о создании
киберкомандования заместитель министра
обороны Уильям Линн открыто заявил о «нежелании»
его ведомства защищать невоенные
компьютерные сети. Однако в рамках новой
«Киберстратегии 3.0», отмечают представители
МО, отражены направления по поэтапному
обеспечению киберобороны уже не только всех
пентагоновских объектов, но и федеральных
учреждений и крупных компаний. Правда, пока
только тех, которые выполняют заказы вооруженных
сил США.
Коллаж Андрея СЕДЫХ
Стр.5