Зимой ящик обычно пустовал: из 35 членов дачного кооператива "Сосны" круглый год здесь жили только трое - бывший вратарь союзной сборной, такой старый, что фамилию его помнили лишь фанатики футбола, отставной генерал, пристально следивший за своим здоровьем в отсутствие других занятий, и драматург Савин, ныне входивший в моду как прозаик. <...> Савин газет не читал принципиально, а остальную корреспонденцию адресовал на московскую квартиру, куда наезжал пару раз в месяц, поэтому письма в кооперативном ящике были редкостью и возбуждали у сторожа чувство ответственности. <...> Он неспешно проскрипел валенками по им же самим расчищенной дорожке, поднялся на открытую террасу писательской дачи со стороны кухни, просто так, для порядку - поскольку входить не собирался - постучал ногой об ногу, сбивая снег, и нажал кнопку звонка. <...> Савин от неожиданности вздрогнул и чуть было не уронил сковороду с неизменной холостяцкой яичницей. <...> Раздраженный нелепостью ситуации и тем, что потерял нить зарождающейся, возможно перспективной мысли, Савин открыл дверь и уже глотнул морозного воздуха, чтобы окликнуть этого дурака, когда заметил в дверной ручке письмо. <...> Конверт стандартный, с портретом какого-то химика, известного одним химикам. <...> Мысль о чужом человеке, который будет ходить по дому, что-то трогать, переставлять, издавать запахи, сопеть и - что всего ужаснее - задавать вопросы и высказывать свои соображения, заставляла Савина содрогаться. <...> Савин вспомнил, что уже просил кого-то из знакомых порекомендовать ему домработницу, да, видно, надо поискать активнее. <...> Каждый день на свежую голову Савин читал, исправлял, переписывал, добавлял новое, в результате рукопись удлинялась на два-три предложения, в лучшем случае на страницу. <...> Савин поднял глаза на часы и удивился, что битых пятьдесят минут сидит, уставившись на голые деревья в окне, а на бумаге нет ни строчки. <...> У меня мало друзей, но они настоящие, а если захочу выпить или гульнуть <...>