Книга околь цована смертью, которая задает событиям жизни центростреми тельное движение. <...> Именно поэтому, по мнению Басинского, Горький сам виноват, что вокруг него «бушевали темные страсти» в момент смерти (он «сам позволил чужим, враждебным силам вмешаться не только в его жизнь, но и в смерть», с. <...> Басинский скло нен оправдывать писателя, объясняя черствость силой личности, для которой трудности — это испытания. <...> О каждом персонаже, вошедшем в книгу, Басинский дает био графическую справку, замечает интересные переплетения судеб, находя в них «неслучайные случайности». <...> Если определять жанровую природу рецензируемой книги, то она является одним из лучших примеров романизированной био графии. <...> Для него (Басинского) подлинность личности Алексея Пешкова (или Максима Горького) очевидна: не может же быть случайностью та кой жадный интерес к жизни писателя и горячая полемика вокруг него. <...> Вслед за Маяковским и, вероятно, с большим основанием Бабель мог бы сказать о себе: «Три разных ис тока во мне речевых. <...> Особенно показательна в этом смысле статья «“Чужой среди сво их”: к проблеме самоидентификации Лютова» — о «Конармии» и конармейском дневнике. <...> В литературе о «Конармии» много вни мания уделялось взаимоотношениям Лютова и конармейской массы, но изза опосредованности в произведении еврейской темы на периферии оказывались его взаимоотношения с еврейской мес течковой средой. <...> Исследуя литературную генеалогию Кирилла Лютова, автор приходит к выводу, что «негероический герой» конармейского цик ла ведет свое происхождение не только от образа Дмитрия Оленина из «Казаков» Л.Толстого <...> , но и от более близкого по времени пред шественника — еврейского солдатаинтеллигента из очерка С. <...> Между последним произведением и «Конармией» существует рож денное переломным временем «типологическое сходство», проявив шееся в следовании еврейской традиции в изображении героическо го, действенного <...>