Георгий КУБАТЬЯН БЕГСТВО В АРМЕНИЮ И ДРУГИЕ ЭТЮДЫ О МАНДЕЛЬШТАМЕ Предвкушая праздник Путешествие в Армению — не прозаический текст, а самое поездку — Мандельштам определил эпитетом вож деленное. <...> Во всяком случае, между брюсовской 1915 года лекцией о средневековой армянской поэзии, с кото рой Мандельштам попросту сбежал, изнемогая от скуки: Здесь скучно нам, здесь скучно нам Среди чужих армян, Домой идем, домой идем, Нас дома ждет Эдем1 , — и признаниями, как ему «любы» народ Армении, ее язык и молодые гроба, плюс обращенным к ней молитвенным ре Из воспоминаний вдовы художника Льва Бруни: «Лев Алек сандрович рассказывал, что они пошли с Мандельштамом на вечер Брюсова, где он читал свои переводы из армянской поэзии. <...> Послу шав его, Мандельштам сказал: 1 65 читативом «Дорогая дорогая дорогая»2 ние между ними неизмеримы. ,— разрыв и зия Что Мандельштам именно мечтал о путешествии, под тверждают и мемуары его вдовы: «Стремился он в Арме нию настойчиво и долго, предпочтя ее даже Грузии <.> <...> Так или иначе, к 1930 году Мандельштам уже не просто тянулся к стране Арарата — нет, он отчетливо представлял себе ее историю и культуру, что недвусмысленно, хоть и косвенно, зафиксировано в «Четвертой прозе» и сполна во площено в армянских стихах. <...> Армянская тема — боковая веточка «Четвертой прозы», она целиком уместилась в ее 7й главке. <...> Парниса же позаимствована весьма правдоподобная конъектура мандельштамовской эпиграммы, согласно которой нуж Из черновиков к циклу «Армения». <...> И в «Путе шествии в Армению», восемь лет спустя, Мандельштам упоминает «татарскую деревню Сарванлар верстах в два дцати от Эривани»; попрежнему татарскую, а не азербай джанскую. <...> «Был у меня покровитель— нарком МравьянМу равьян — муравьиный нарком из страны армянской, этой младшей сестры земли иудейской». <...> Михаил Гас паров объясняет: Армения «по памяти была аванпостом эллинского христианства, а по виду “младшей сестрой <...>