В. Г. Белинский
Речь о критике,
произнесенная в торжественном собрании императорского Санктпетербургского университета, марта
25-го дня 1842 года экстраордин. профес. доктором философии, А. Никитенко. Санкт-Петербург. 1842.
В. Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах. Т. II
ОГИЗ, ГИХЛ,М., 1948
Под общей редакцией Ф.М. Головешченко
Редакция С. П. Бычкова
OCR Бычков М.Н.
СТАТЬЯ I
Дух анализа и исследования - дух нашего времени. Теперь все подлежит критике, даже сама
критика. Наше время ничего не принимает безусловно, не верит авторитетам, отвергает предание; но оно
действует так не в смысле и духе прошедшего века, который, почти до конца своего, умел только
разрушать, не умея созидать; напротив, наше время алчет убеждений, томится голодом истины. Оно
готово принять всякую живую мысль, преклониться пред всяким живым явлением; но оно не спешит им
навстречу, а спокойно ожидает их к себе, без страсти и увлечения. Боясь разочарования, оно боится и
очаровываться наскоро. Как будто враждебно смотрит наш, закаленный в бурях учений и событий, век на
все новое, которое претендует заменить ему неудовлетворяющее его старое; но эта враждебность есть в
сущности только благоразумная осторожность, плод тяжелых опытов. Наш век и восхищается как будто
холодно; но эта холодность у него не в сердце, а только в манере; она признак не старости, а
возмужалости. Скажем более: эта холодность есть сосредоточенность внутреннего восторга, плод
самообладания, умеющего видеть всему настоящее место и настоящие границы, равно презирающего и
искусственную, на живую нитку сметанную золотую середину - этого идола посредственности, и
фанатическое увлечение крайностями, этой болезни односторонних умов. И это покажется нам очень
естественным, когда вспомним, что последняя половина прошедшего и еще некончившаяся половина
настоящего века могут многие из своих дней назвать веками: так много в продолжение их было испытано
и пережито человечеством.Юноша на все бросается горячо и опрометчиво: ему ничего не стоит пасть на
колени, воздеть руки горе и обоготворить то, к чему через минуту он будет или холоден, или враждебен.
Муж, искушенный опытом, не скоро поддается увлечению: он сперва хочет исследовать и поверить, он
начинает с сомнения, и если что выдержит его строгое, холодное исследование, то уже не на миг овладеет
его любовию и уважением. Возмужалый человек доволен чувством и не хлопочет, чтоб это чувство
замечали другие: он дорожит им для него самого и скорее постарается скрыть его, чем обнаружить.
Юноша все любит для восторга, и восторг давит и рвет грудь ему, если он не сообщит его другим. На наш
век много нападок, и весьма справедливых. Действительно, это век какой-то нерешимости, разъединения,
индивидуальности, век личных страстей и личных интересов (даже умственных), век перехода, век,
которого одна нога уже переступила за порог неведомого будущего, а другая осталась на стороне
отжившего прошедшего и который оборачивается то назад, то вперед, не зная, куда двинуться. Все это
правда; но в то же время правда и то, что этот век уже так опытен, так умен, так много помнит и знает, что
не может решиться играть роль паладина средних веков, жить мечтами и ломать копья за неведомую
красоту или, подобно Дон-Кихоту, уверить себя в несравненной красоте какой-нибудь безобразной
Дульсинеи, за неимением в наличности красоты действительно существующей.
Да, прошли безвозвратно блаженные времена той фантастической эпохи человечества, когда
чувство и фантазия давали ему ответы на все его вопросы, и когда отвлеченная идеальность составляла
блаженство его жизни. Мир возмужал: ему нужен не пестрый калейдоскоп воображения, а микроскоп и
телескоп разума, сближающий его с отдаленным, делающий для него видимым невидимое.
Действительность - вот лозунг и последнее слово современного мира! Действительность в фактах, в
знании, в убеждениях чувства, в заключениях ума,- во всем и везде действительность есть первое и
последнее слово нашего века. Он знает, что лучше на карте Африки оставить пустое место, чем заставить
Стр.1