ПРОЛЕТАЯ
НАД РОМАНОМ ВЕКА
А. Левинтов
Феномен нашей жизни – во все
времена, а в последние сто лет
особенно – вызывает собой мучительный
соблазн и любопытство нас
самих и окружающих нас: «неужели
такое возможно?». И мы и мир вместе
с нами живем в этом недоумении
и изумлении от невероятного
нашего искусства жить несчастливо,
невыносимо несчастливо.
И у нас, живущих на этом огромном
и угрюмом острове, есть, помимо
знания собственно жизни, два
зеркала, отражающих это невероятное
существование: собственная литература
и мировая литература.
Они очень разные.
«Мы» Замятина, повести и роман
«Доктор Живаго»
М. Булгакова,
Б. Пастернака, произведения Шаламова,
Гроссмана, Солженицина,
А. Зиновьева и других – суровая и
беспощадная правда о нас самих, о
нашей æèçíè: «äà, это òàê!».
Западная литература представляет
все это более символично, более
аллегорично, но и про эти, по большей
части фантастические, произведения
мы с уверенностью говорим:
«äà, это òàê!», узнавая себя и
признавая их: «Слепящая мгла» Кестлера,
«1984» Îðóýëëà, «Ïðîëåòàÿ
над гнездом кукушки» Кизи, «Властелины
кольца» Толкиена, «Скотный
двор» Шекли и другие.
Написанный в 1948-ом, прочитанный
в конце 80-х, как теперь воспринимается
программный роман
этого жанра «1984» – как прошедшая
история или бесконечный имперфект
настоящего?
Настоящий комментарий – попытка
ответа на этот, в сущности, покаянный
вопрос: так свершили мы покаяние
и очищение или продолжаем
гнить и гноиться в мерзости сталинизма?
Исходная
предпосылка
Трехзвенная модель общества,
принятая на вооружение Дж. Оруэллом,
была описана еще Платоном,
постоянно воспроизводилась в истории
на всем ее протяжении, в новейшее
время представлена схемой
Самойлова в «тюремном социуме»
(«вор–мужик–козел») и француза
А. Турена
(«социальный актор–
социальный агент–социальная жертва»),
однако для меня, интересующегося
антропогенезом, именно переход
от трехзвенной модели к так
называемой «бушменской», четырехзвенной
(«вождь–жрец–воин–
øóò»)
обозначил грань, отделившую
стаю приматов от человеческого
общества. Человек, уверяю вас,
произошел от совести, и носителем
совести, этическим лидером был
жрец. То, что мы до сих пор встречаемся
с трехзвенными социальными
моделями, свидетельствует: 1)
мы все еще в процессе антропогенеза
и 2) чем примитивней общество,
тем вероятней в нем трехзвенная
модель, что блестяще доказывается
Äæ. Оруэллом в его «1984».
Цели «средних» всегда двояки – с
одной стороны, подняться выше на
социальной лестнице, с другой, – не
упасть ниже, не оказаться в опасной
близости от параши. И только «Униженные
и Оскорбленные» знают
подлинную цену и ценность справедливости,
для них фатально недостижимой,
разве что с помощью
огнива, феи или благодаря щучьему
велению.
На мой, не очень просвещенный,
взгляд все дело не в вере в себя
или управленческих способностях, а
в знании будущего, распределенном
явно неравномерно среди людей
(это легко устанавливается экспериментально).
Тот, кому дано видение
будущего, не рискует: риск есть
плата за незнание будущего. Тут неизбежен
вопрос: почему одним дано
это знание, а другим нет? Все мировые
религии, а также многие языческие
культы запрещают человеку
знать будущее и оставляют прерогативу
этого знания мертвым.
Те из живых, что ближе всех к
миру мертвых (не по возрасту, а
именно по сопричастности к нему),
и формируют уровень «высших».
Нами правят мертвецы – и книга
Дж. Оруэлла об этом. Как странно…
А. Левинтов. Пролетая над романом века
политическая модель развития
России – это исторический
тупик. Ни одна страна, ступившая
на этот путь, не стала
ни более богатой, ни более
сильной, ни более развитой.
Не станет таковой на этом
Нынешняя
экономикопути
и Россия. Отставание
страны не уменьшится, а возрастет.
А цену за этот очередной
эксперимент заплатят, как
обычно, российские граждане.
ремены. Но вряд ли в результате
убеждения властей.
Убедить корпорацию невозможно.
Все аргументы хорошо
известны. И сделанный
ею выбор – это осознанный
выбор. Выбор, базирующийся
на знании последствий. Выбор,
сделанный в пользу
иных приоритетов.
В условиях демократии
Повестка на завтра
Конечно, есть шанс на пешанс
на перемены связан со
сменой власти. Но смена власти
неизбежна при любых
режимах. Отличие демократии
лишь в том, что эта смена
происходит регулярно и с
минимальными издержками
для
тия – отвратительная вещь,–
говорил Уинстон Черчилль,–
но все остальное еще хуже».
Отсутствие демократии не
общества. «Демокраотменяет
смену власти. Она
все равно происходит. Но в
условиях ограниченных свобод
она принимает вид «мягких»
(«áàðõàòíûõ», «öâåòíûõ»)
революций – таких,
как в Чехословакии в 1989
году или на Украине в
2004-м. Общественные издержки
таких перемен гораздо
выше, чем при регулярной
демократической процедуре.
Контрмеры
против «цветной» революции
в России делают ее в краткосрочной
перспективе маловероятной.
Но и они не отменяют
неизбежности смены
власти. Она произойдет все
равно – раньше или позже.
Но когда это случится, революция
может быть уже не
бархатной. Издержки для
страны при других вариантах
смены власти будут несопоставимы
с издержками ни демократической
процедуры, ни
«цветной» революции.
Сейчас трудно сказать, кокорпорации
гда
и как произойдет смена
власти. Но когда бы и как бы
это ни произошло, надо четко
представлять, что придется
ГУ ¹3’06
9
Стр.1