П. Е.Щеголев
"Зеленая лампа"
Щеголев П. Е. Первенцы русской свободы / Вступит. статья и коммент. Ю. Н. Емельянова.-- М.:
Современник, 1987.-- (Б-ка "Любителям российской словесности. Из литературного наследия").
OCR Бычков М. Н.
Общество "Зеленой лампы" совершенно не привлекало внимания историков нашей
общественности; им интересовались только биографы Пушкина, столкнувшиеся с фактом значительного
влияния этого кружка на творчество и склад мировоззрения поэта. Об этом влиянии свидетельствуют
неоднократные упоминания поэта о "Зеленой лампе", а главное -- ряд поэтических произведений,
связанных между собой с внешней стороны тем обстоятельством, что они имеют в виду членов этого
кружка, а с внутренней единством тем и настроений. Но вопрос об истинных задачах и о действительной
деятельности общества "Зеленой лампы" окончательно не решен. П. И. Бартенев {В "Моск<овских>
Вед<омостях>", 1855 г., No 143, а в особенности в примеч<ании> на 128 стр. своей книжки "Пушкин в
южной России". Материалы для его биографии, собираемые Петром Бартеневым. М., 1862.} на основании
устных сплетен пустил в ход версию об оргиастическом направлении кружка "Зеленой лампы"; П. В.
Анненков, очень щекотливый и строгий в вопросах нравственности, подхватил версию П. И. Бартенева и
утвердил ее своим авторитетом. Вот его рассказ о "Зеленой лампе". "Какие разнообразные и затейливые
формы принимал тогдашний кутеж, может показать нам общество "Зеленой лампы", основанное Н. В.
Все<волжски>м и у него собиравшееся. Разыскания и расспросы об этом кружке обнаружили, что он
составлял, со своим прославленным калмыком, не более, как обыкновенное оргиаческое общество,
которое в числе различных домашних представлений, как изгнание Адама и Евы, погибель Содома и
Гоморры и проч., им устраиваемых в своих заседаниях (см. статью г. Бартенева "Пушкин на юге"),
занималось еще и представлением из себя, ради шутки, собрания с парламентскими и масонскими
формами, но посвященного исключительно обсуждению планов волокитства и закулисных проказ. Когда
в 1825 г. произошла поверка направлений, усвоенных различными дозволенными и недозволенными
обществами, невинный, т. е. оргиаческий характер "Зеленой лампы" обнаружился тотчас же и послужил ей
оправданием. Дела, разрешавшиеся "Зеленой лампой", были преимущественно дела по Театральной
школе" {Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. 1799--1826 гг. СПб.,
1874, с. 63--64.}.
С легкой руки Бартенева и Анненкова легенда об оргиазме "Зеленой лампы" внедрилась в
пушкинскую литературу и долгое время повторялась писавшими о Пушкине. Влияние этого общества
признавалось в высшей степени отрицательным и вредным. Правда, исследователи, искавшие
фактических подтверждений, должны были взвесить тот факт, что и Бартенев, и Анненков, всегда очень
точно указывающие свои источники, в этом случае оперлись на темные "расспросы и разыскания" у лиц,
нам неизвестных. П. А. Ефремов особенно резко отзывался о россказнях Анненкова и ссылался на
протоколы "Зеленой лампы", с которыми он мог в свое время познакомиться.
В своем исследовании об Я. Н. Толстом (1899 г.) Б. Л. Модзалевский также отказался довериться
огульной оценке П. В. Анненкова1. В последнее время П. О. Морозов и А. Н. Веселовский {В своих
статьях в первом томе сочинений Пушкина под ред. С. А. Венгерова [СПб., 1907].} пытаются
окончательно разорвать с легендой о "Зеленой лампе". Казалось бы, на этот кружок начал устанавливаться
в специальной литературе надлежащий взгляд. Тем неожиданнее и тем печальнее было встретить в книге
В. Сиповского (Пушкин. Жизнь и творчество. СПб., 1907, с. 110) возвращение к старому взгляду и даже
усугубление его.
А вопрос о "Зеленой лампе" особенно важен для биографии поэта. Он даже имеет кардинальное
значение. То или иное решение вопроса есть угол зрения, под которым нужно смотреть на творчество
Пушкина 1818--1820 гг., на развитие его мировоззрения.
----Казалось
бы, еще скорее, чем отсутствие каких-либо фактических подтверждений, легенду должно
было бы разрушить непосредственное обращение к произведениям Пушкина, связанным с "Зеленой
лампой". Они с совершенной достоверностью открывают, что политический характер, по меньшей мере,
был далеко не чужд общению членов кружка. Исследователи, поддерживающие точку зрения Бартенева и
Стр.1