С. МАКАШИН
УТРАЧЕННЫЕ СОЧИНЕНИЯ И НАБРОСКИ
САЛТЫКОВА
1849--1855 годов
Справка
В "Материалах для биографии M. E. Салтыкова", напечатанных К. К. Арсеньевым в N 1 журнала
"Вестник Европы" за 1890 год и затем несколько раз переиздававшихся 1, приведен ряд извлечений из
бумаг, найденных в кабинете писателя после его смерти. Бумаги эти, тщательно сохранявшиеся
Салтыковым в течение нескольких десятков лет, были впоследствии утрачены.
В настоящей справке сообщаются, на основании очерка Арсеньева, краткие сведения о не
дошедших до нас, но несомненно существовавших, сочинениях Салтыкова или набросках их, возникших
в годы его подневольной жизни в Вятке. Служебные бумаги, упоминаемые и цитируемые Арсеньевым, не
рассматриваются.
Первая группа утраченных материалов свидетельствует об интересе, проявленном Салтыковым к
известному политическому писателю-рационалисту XVIII в. Чезаре Беккариа. Живя в Вятке, Салтыков
изучает знаменитый трактат итальянского криминалиста "О преступлениях и наказаниях", делает выписки
из него и начинает писать статью о Беккариа. Одновременно Салтыков набрасывает ряд заметок,
озаглавленных "Об идее права", также, по-видимому, внушенных чтением Беккариа, но, судя по
некоторым выражениям, принадлежащих всецело или большею частью самому автору заметок. И
набросок биографии Беккариа, и заметки "Об идее права" были написаны на бланках "советника Вятского
губернского правления".
Судя по приводимым Арсеньевым отрывкам, Салтыкову был близок протест Беккариа против
системы уголовных репрессий в абсолютистских государствах, были близки идеи о том, что главная
задача государства должна заключаться не в карах, а в предупреждении появления преступлений при
помощи воспитательных мер, широкого распространения образования и уничтожения резкого
имущественного неравенства. Но, разделяя эти классические идеи буржуазного просветительства XVIII в.,
Салтыков уже чужд крайнему рационализму идей Беккариа, хотя в полемике с ним он в своих воззрениях
на историю остается идеалистом.
Выписывая мысль Беккариа, резюмирующую известную теорию социального договора о
происхождении государства: "Люди согласились, молчаливым контрактом, пожертвовать частью своей
свободы, чтобы пользоваться остальным спокойно...", Салтыков замечает по этому поводу: "Нельзя себе
представить, чтобы человек мог добровольно отказаться от части свободы, да и нет в том никакой
необходимости".
Еще выразительнее другое полемическое замечание. Салтыков повторяет мысль Беккариа, что в
уголовном кодексе, как и в законодательстве вообще, "отражается, со всеми ее безобразными или
симпатическими сторонами, внутренняя и внешняя жизнь народов". По мнению Салтыкова, "редко
случается так, что уголовный кодекс является не продуктом народной жизни, а чем-то случайным,
внешним, примененным к народу без всякой живой с ним связи" (вряд ли приходится сомневаться, что
такой "случай" усматривается здесь в уголовно-правовом законодательстве царского самодержавия). Если
же нормы нарушены, если правовые институты не являются "продуктом народной жизни", то, заключает
Салтыков свою мысль: "Такие факты никогда не проходят даром; рано или поздно народ разобьет это
прокрустово ложе, которое лишь бесполезно мучило его. Как бы ни был младенчески неразвит народ (а
где же он развит?), он все-таки никогда не захочет улечься в тесные рамки искусственно задуманной
административной формы".
Вторую группу утраченных рукописей составляли сделанные Салтыковым переводы отрывков из
сочинений "De la democratie en Amerique" Токвиля, "Etudes administratives" Вивьена и "Histoire de
l'administration monarchique en France" Шерюзля. К сожалению, Арсеньев весьма скупо использовал эти
выписки в "Материалах". Из нескольких страниц он процитировал всего пять-шесть строк. Вот, например,
текст, выписанный и переведенный Салтыковым из сочинения Токвиля "Демократия в Америке":
"Центральная власть, как бы ни была просвещенна, не может обнять все подробности жизни великого
народа; когда она хочет своими средствами управлять многоразличными пружинами народной жизни, она
Стр.1