248 Николай Анастасьев Что в имени тебе моем? <...> Запись от 2 августа 1980 года: «Умер Высоцкий… По "Голосу" выступил его друг, художник Шемякин — он в Париже, с ним связались по телефону. <...> Никакого чувства ни собственного, ни чужого достоинства, ни достоинства искусства». <...> Как все правильно уловила Лидия Корнеевна, и как в последующие годы безудержно распространится этот хищный вирус фамильярности, пожирая не то чтобы изысканную, но хотя бы пристойную человеческую речь и превращая пространство культуры в свойское застолье. <...> После несчастно ранней смерти на него обрушилась оглушительная слава, чему, помимо самих книг, в немалой степени способствовал неубывающий поток мемуаров. <...> Отметят разве, что Довлатов оказался единственным, за вычетом Набокова, русским писателем-эмигрантом, удостоившимся чести быть опубликованным в «Нью-Йоркере», оглянутся в очередной раз на Курта Воннегута, добродушно посетовавшего, что он вот такого признания — стать автором этого элитарного журнала — так и не добился, но что это за рассказы, хороши ли они, и чем именно, поговорить оказалось как-то недосуг. <...> А о книжных откровениях Аси Пекуровской и Людмилы Штерн, Валерия Попова и Игоря Ефимова что и говорить. <...> Не берусь судить, насколько достоверно реконструирована в них биография Сергея Довлатова, для этого я слишком мало был с ним знаком, да и приходится это знакомство лишь на последние два года его жизни, когда, наезжая довольно часто в Нью-Йорк, я с ним встречался и по делам журнала, в котором тогда работал, и по другим делам. <...> , то он предал гласности свой эпистолярный роман с Довлатовым вопреки прямому запрету последнего обнародовать свои частные письма, так что это случай скорее из области этики и авторского права, нежели из истории литературы. <...> На этом фоне весьма выгодно выделяКнижный развал Книжный развал ется недавно вышедшая книга Владимира Соловьева и Елены Клепиковой «Быть Сергеем Довлатовым». <...> Название, на мой слух, звучит <...>