1
М.В. Михайлова
Эротическая доминанта в прозе русских писательниц
Серебряного века
Работа с темой «Эротика в прозе русских писательниц Серебряного века» в настоящей
работе будет проведена, в основном, на анализе произведений, которые произвели в свое время
большое впечатление на русского читателя, приобрели, можно сказать, скандальную известность
(см. Богомолов, 1996).
Эта, своего рода известность, о которой мы говорим, была главным образом связана с тем,
что их авторы - женщины - затронули те сферы, заглянули в те пограничные области, которые
раньше были, безусловно, прерогативой «мужской литературы» и даже в целом, можно сказать,
не существовали в ареале русской словесности, которая в этом отношении достаточно аскетична,
предельно сдержанна. В ней даже «мужской» вариант освещения некоторых проблем прививался
с большим трудом, являясь по-своему эпатажным.
Но предельно эпатажной и скандальной стала повесть жены поэта-символиста Вяч.
Иванова Л.Д.Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (на первое издание был наложен арест),
сюжетом которой стала любовь двух женщин: актрисы Веры и ее молодой ученицы, которую она
обращает в свою «веру»: поклонение красоте тела и безраздельной, одухотворяющей любви друг
к другу. Повесть стала эстетическим отображением религиозно-философских идей,
проповедуемых содружеством посетителей ивановской Башни и, в частности, самим Ивановым,
который свои теории поверял практикой (попытка создания новой Церкви через семью,
включающую в себя соединенных сексуальной близостью иногда чередуемых партнеров). [О
бытовых и любовно-креативных практиках «Башни» (см.: Шишкин,1994; Богомолов, 1999] .
Образ главной героини привел Иванова в восторг, и он же попытался дать объяснение,
почему морализаторская критика все свое внимание сосредоточила на “рискованной” фабуле
произведения. «Здесь подлинный язык страсти, и он не может не потрясти всякого», но «так
интенсивно это впечатление страсти, что глубокий замысел почти не виден за красным
покрывалом цвета живой крови» (см. ОР РГБ). Однако это произведение не было отвлеченным
рассуждением о природе страсти, хотя и звучало как протест против задавленности, угнетенности
чувств, выработанных “дрессированной жизнью” цивилизованного общества. Посвященное
Иванову, оно было и обращено лично к нему, являясь как бы предупреждением о возможном
исходе этих, так называемых «оргиастично-дионисийских» экспериментов (О природе этого
понятийного субстрата (см. Маффеозоли, 1993). Одновременно с этим произведение стало
определѐнным прорывом в отношении “предельно-допустимого” в женском творчестве вообще.
История страсти-поклонения, написанная в форме интимного дневника девушки, постигающей ее
уроки и начинающей тактильно осознавать свое тело («Она целовала мне глаза, и губы, и грудь и
гладила мое тело. Да, у меня прекрасное тело!» - (см. Зиновьева-Аннибал, 1999:25) поражала
своей напряженной достоверностью, но и воспринималась как манифест новой женственности,
которая станет «венком силы и любви над жизнью мужчин», поможет открыть «добрую красоту
вещей», как писала сама писательница в одной из своих теоретических заметок (см.
Весы,1904:60); о возможных вариантах «рассмотрения» собственного тела (см. Фишер, 1979).
Между тем, в сборнике рассказов «Трагический зверинец» (1907) «покрывало», о котором
писал В.Иванов, стало уже полностью прозрачным. И это позволило А.Блоку связать с именем
Стр.1
12
женщины, простертой между «заботой» и «творчеством» (см. Энгель, 1994). Результаты
подобных «женских жизнедействий» были различны. Однако в женщинах к этому времени
накопилась столь значительная энергия творческого порыва, требующая выхода, что
препятствием в данном процессе не могла служить уже никакая субстантированная социумная
стратификация. И, думается, что вдумчивое прочтение «женской прозы» может опровергнуть
знаменитое скептическое отношение Розанова к феминным инициативам в художественной
области. Как известно, он считал, что «она (писательница. - М.М.) больше задумывается, чем
надумывает, и предпочитает больше грезить, нежели видеть» (см. Розанов, 2003:83; а также см.
Энгельштейн, 1992).
Мы же утверждаем: писательницы Серебряного века многое смогли увидеть в поистине
первозданной ясности, осмыслить и претворить в своих работах. И этому способствовала в свою
очередь их соматическая идентичность (в терминологии Ирины Быховской (Быховская 2000),
послужившая своего рода проводником-инструментом для освоения нового (эротического)
художественного пространства (см. размышления на эту тему: Найман, 1997; Тернет, 1991;
Сулейман, 1986; Попкин, 1993).
ЛИТЕРАТУРА.
БЕЛЫЙ, А. Письма к Нине Петровской // Минувшее. Вып.13. Москва-Париж, 1993. С. 197214.
БЛОК
А. Собр. соч.: В восьми томах. Т.5. - М.-Л., 1962.
БОГОМОЛОВ, Н.А. «Мы два грозой зажженные ствола…». Эротический дискурс в
русском модернизме //Анти-Мир русской культуры: язык, фольклор, литература. - М.,
1996. С. 309-336.
БОГОМОЛОВ, Н.А. Русская литература начала двадцатого века и окукультизм:
Исследования и материалы. - М., 1999.
БЫХОВСКАЯ, И.М. Homo Somaticos: Аксиология человеческого тела. - М., 2000.
ВЕСЫ. 1904. № 8.
ВЕСЫ. 1908. № 3.
ГАРЕТТО, E. Жизнь и смерть Нины Петровской // Минувшее. Вып.8. - Москва-Париж,
1989. С.7-139.
Грачева, А.М. Жизнетворчество Анны Мар // Лица. Вып. 7. - СПб., 1996. С.56-77.
ГОРОДЕЦКИЙ С. Огонь за решеткой // Золотое руно. 1908. № 3-4.
ЖУРНАЛ ЖУРНАЛОВ. 1917. № 12.
ЗИНОВЬЕВА-АННИБАЛ Л. Тридцать три урода. - М., 1999.
ИРЛИ. Ф.629. Ед.хр. 25. Л. 8.
КОЛЛОНТАЙ, А. Новая женщина // Современный мир. 1913. № 9.
ЛИНТЕ:Linthe, M., «Nina Petrovskaia - Autorinnenschaft zwischen Symbolismus und
Emigration», in Wiener Slawistischer Almanach, vol. 42, 1998, pp.75-99.
ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДСТВО. Т. 85. - М., 1976.
МАР Анна. Идущие мимо. Изд. 2-е. - М., 1917.
Стр.12