Он уже был юноша семнадцати лет, с еле пробивавшимся пушком на бледном лице, с
большими голубыми глазами, болезненно-самолюбивый, застенчивый малый, добрый товарищ,
кончавший вместе со мною курс в одном специальном заведении, когда однажды, поздно ночью,
проснувшись от жестокой зубной боли, я увидал следующее: Ракушкин приподнялся на кровати,
внимательно озираясь, потом тихо встал, подошел к лампе, уменьшил в ней огонь, оделся и, осторожно
крадучись, словно боясь, чтобы кто-нибудь не проснулся, прошел в залу и скрылся в темноте. <...> Через
несколько времени, сквозь стеклянные двери спальной, видно было, как в зале засветился слабый огонек. <...> В самом конце ее, при свете мерцающего огарка, я увидал
знакомую фигуру товарища. <...> Перед ним
лежала большая толстая тетрадь, а сбоку руководство астрономии, раскрытое на предисловии автора. <...> Я заглянул в тетрадь: на открытой странице были
написаны стихи; перевернул страницу, другую, третью, -- везде стихи и стихи, редко попадалась,
впрочем, и проза... <...> Я прочел еще не совсем засохшую страницу стихов, но каких стихов! <...> Я и теперь
хорошо помню следующее двустишие, блестевшее свежими чернилами, написанное в честь Петра
Великого. <...> Оно врезалось в мою память, и никогда ничем не выбьешь его оттуда:
О, Петр, Петр, ты великий гений,
Мы о тебе хороших мнений! <...> И таинственные ночные экскурсии, и крайнюю скрытность приятеля. <...> Тогда же
припомнилось мне, как год или два тому назад, однажды в классе, когда не было преподавателя, сосед
Ракушкина вырвал у него листок бумаги и, несмотря на протесты Ракушкина, громко прочитал перед
классом стихотворение, начинавшееся, сколько помнится, так:
Вчера во сне свою Гликерию я видел,
Полураздетую, с распушенной косой... <...> Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
Я позабыл дальнейшие строки, но помню, что в конце концов Гликерия звала поэта следующими
стихами:
Идем... <...> Общий взрыв хохота двадцати трех молодых саврасов приветствовал эти строки. <...> Он закрыл <...>
Ужасная_болезнь.pdf
Константин Михайлович Станюкович
Ужасная болезнь
----------------------------------------------------------------------------------------Станюкович
К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 1. --М.: Правда, 1977.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 апреля 2003 года
----------------------------------------------------------------------------------------I
Трудно
с точностью определить начало болезни, сгубившей моего бедного приятеля Ивана
Ракушкина. Он уже был юноша семнадцати лет, с еле пробивавшимся пушком на бледном лице, с
большими голубыми глазами, болезненно-самолюбивый, застенчивый малый, добрый товарищ,
кончавший вместе со мною курс в одном специальном заведении, когда однажды, поздно ночью,
проснувшись от жестокой зубной боли, я увидал следующее: Ракушкин приподнялся на кровати,
внимательно озираясь, потом тихо встал, подошел к лампе, уменьшил в ней огонь, оделся и, осторожно
крадучись, словно боясь, чтобы кто-нибудь не проснулся, прошел в залу и скрылся в темноте. Через
несколько времени, сквозь стеклянные двери спальной, видно было, как в зале засветился слабый огонек.
"Верно пошел приготовляться к экзамену!" -- подумал я, несколько изумленный
таинственностью, с которою он совершал свое путешествие по спальне. Мне долго не спалось. Я хорошо
слышал, как часы медленно пробили два, три, четыре... Огонек все еще мерцал в зале... Наконец
послышались те же осторожные шаги, и я увидал Ракушкина, с теми же предосторожностями
возвращавшегося назад. Я кашлянул. Он вдруг замер на месте, обратил свое лицо в мою сторону и еще
тише прокрался далее, разделся и лег в постель.
Меня это заинтересовало. Наутро я подошел к Ракушкину и неожиданно спросил его:
-- Куда это ты ходил ночью?
Он весь вспыхнул до корней волос и, заикаясь, ответил:
-- Ночью?.. Я никуда не ходил!.. Да... ходил воду пить... Ужасная была жажда!
Я было хотел наотрез сказать ему, что он врет, что в течение трех часов воды не пьют, но, когда
взглянул на его смущенное лицо, на его большие голубые глаза, растерянно глядевшие куда-то вкось,
мне стало жаль Ракушкина, и я больше ни о чем его не расспрашивал.
Через несколько дней я встал в четыре часа утра, чтобы позаняться перед экзаменом. Смотрю:
кровать Ракушкина пуста. Я вышел в залу. В самом конце ее, при свете мерцающего огарка, я увидал
знакомую фигуру товарища. Я подошел ближе... Ракушкин спал, склонившись над столом. Перед ним
лежала большая толстая тетрадь, а сбоку руководство астрономии, раскрытое на предисловии автора.
Ясно было, что он не астрономией занимался. Я заглянул в тетрадь: на открытой странице были
написаны стихи; перевернул страницу, другую, третью, -- везде стихи и стихи, редко попадалась,
впрочем, и проза...
Я прочел еще не совсем засохшую страницу стихов, но каких стихов! Ужасных! Я и теперь
хорошо помню следующее двустишие, блестевшее свежими чернилами, написанное в честь Петра
Великого. Оно врезалось в мою память, и никогда ничем не выбьешь его оттуда:
О, Петр, Петр, ты великий гений,
Мы о тебе хороших мнений!
Я понял все. И таинственные ночные экскурсии, и крайнюю скрытность приятеля. Тогда же
припомнилось мне, как год или два тому назад, однажды в классе, когда не было преподавателя, сосед
Ракушкина вырвал у него листок бумаги и, несмотря на протесты Ракушкина, громко прочитал перед
классом стихотворение, начинавшееся, сколько помнится, так:
Вчера во сне свою Гликерию я видел,
Полураздетую, с распушенной косой...
Стр.1