Дмитрий Иванович Писарев. Схоластика XIX века
---------------------------------------------------------------------------Сочинения
в четырех томах. Том 1. Статьи и рецензии 1859-1862
М., Государственное издательство художественной литературы, 1955
OCR Бычков М.Н.
---------------------------------------------------------------------------I
Развитие
русской журналистики с каждым годом становится шире; возникают
новые журналы и в короткое время приобретают себе значительный круг
читателей; между тем старые журналы продолжают свое существование, и число
их подписчиков нисколько не уменьшается. Периодические издания расходятся по
всем концам России, и идеи, выработанные в тиши кабинета, за письменным
столом, становятся достоянием целой обширной страны, становятся почти
единственною умственною пищею для нескольких десятков тысяч людей.
Большинство публики читает одни журналы, это факт, в котором мог наглядно
убедиться всякий, кто жил в провинции и бывал в обществе какого-нибудь
уездного города. Один экземпляр "Современника" или "Русского вестника" {1}
читается целым городом, переходит из рук в руки и возвращается обыкновенно к
владельцу в самом жалком, истрепанном виде, так что ему приходится только
сказать: "Расчитали вдребезги". При этом некоторые отделы остаются
совершенно не тронутыми и даже не разрезанными; отметить подобные отделы
было бы, конечно, любопытно для физиологии общества, но я не с этою целью
повел речь о распространении журналов
в массе читающей публики. Кроме
журналов, этой публике действительно читать нечего. Отдельные книги издаются
теперь чаще прежнего, но их все-таки мало; кроме того, они имеют иди ученый,
или учебный характер; это - или исследования, или популярные руководства, а
учиться большинство нашей публики не желает,
вероятно потому,
что
воспитание, данное ей в школе, было дурно и оставило после себя на всю жизнь
полнейшее отвращение к тому, что отзывается школою или книжною ученостью.
Сочинения Пушкина, Лермонтова и Гоголя знают почти наизусть люди, одаренные
эстетическим чувством и сколько-нибудь развитые в литературном отношении;
что же касается до большинства, то оно или вовсе не читает их, или
прочитывает их один раз, для соблюдения обряда, и потом откладывает в
сторону и почти забывает. Перечитать во второй раз художественное
произведение потому только, что оно художественно или проникнуто глубокою
мыслью, - это такой подвиг, которого возможность понимают далеко не все и на
который решаются очень немногие. Между тем журналы неотразимою силою
привлекают к себе этих господ: во-первых, они дают свежие новости;
во-вторых, разнообразие, часто даже пестрота оглавления дает каждому все
средства выбрать себе чтение по вкусу и по плечу; в-третьих, одна книжка не
успевает еще приглядеться, как она сменяется новою, и провинциальный
читатель следит за идеями и интересами века, не успевая соскучиться и не
утомляя свой мозг усиленною работою. Все это было бы очень хорошо;
литераторы и публика удовлетворяли бы друг друга, но дело в том, что на
практике выходит совсем не то, что выходило в теории.
Пишущие люди забывают, что они пишут не для себя, а для общества,
литераторы составляют замкнутый кружок; этот кружок внутри себя вырабатывает
идеи и убеждения и передает публике результаты, которые часто оказываются
понятными только тогда, когда мы знаем, как они вырабатывались и
формировались; один кружок сталкивается в мнениях с другим, начинается спор,
которого предмет остается темен для публики; между тем публика читает
полемику, видит, как горячатся оба противника, и с любопытством следит за
скандальною стороною дела. Не вините в этом публику; поставьте себя на ее
место; представьте себе, что при вас происходит спор на непонятном для вас
языке. Если вы не выйдете из комнаты, то вы, вероятно, почти невольно будете
следить за выражением лица и за мимикою
спорящих личностей. То же самое
делает публика. О предмете ученого или литературного спора она судить не
может, потому что спорящие литераторы большею частью забывают о ее
существовании и не делают ни шагу для того, чтобы пояснить ей, в чем дело.
Они ссылаются на иностранные авторитеты, на собственные сочинения или
статьи, разбросанные по разным журналам или напечатанные лет десять тому
назад, наконец на голос внутреннего чувства, как сделал Погодин на диспуте с
Костомаровым или покойный Хомяков, восставая в "Русской беседе" против
Стр.1