В.Ф. Одоевский
Привидение
(Из путевых заметок)
В. Ф. Одоевский "Повести и рассказы", ГИХЛ, 1959. Примечания Е.Ю. Хин
Џ "Im Werden Verlag". Некоммерческое электронное издание. Мюнхен. 2006.
http://imwerden.de
(Ник. Вас. Путяте)
...Нас сидело в дилижансе четверо: отставной капитан, начальник отделения, Ириней Модестович
и я. Два первые чинились и отпускали друг другу разные учтивости, изредка принимались спорить, но
ненадолго; Ириней Модестович говорил без умолка; всё -- мимо проехавший экипаж, пешеход,
деревушка -- всё подавало ему повод к разговору; на радости, что слушателям нельзя от него выскочить
из дилижанса, он рассказывал сказку за сказкой, в которых, разумеется, домовые, бесы и привидения
играли первую ролю. Я не мог надивиться, откуда он набрался столько чертовщины, -- и преспокойно
дремал под говор его тоненького голоса. Другие товарищи скуки ради слушали его не без внимания -- а
Иринею Модестовичу только того и надо.
-- Что это за замок? -- спросил отставной капитан, выглядывая из окошка, -- вы, верно, знаете про
него какую-нибудь курьезную историю, -- прибавил он, обращаясь к Иринею Модестовичу.
-- Я про него знаю, -- отвечал Ириней Модестович, -- точно такую же историю, какую можно
рассказать про многие из нынешних домов, то есть что в нем люди жили, ели, пили и умерли. Но этот
замок напоминает мне анекдот, в котором такой же замок играет важную ролю. Вообразите себе только,
что все, что я вам буду рассказывать, случилось именно под этими развалившимися сводами: ведь это
все равно -- была бы вера в рассказчика. Все путешественники по большей части так же рассказывают
свои истории; только у них нет моей откровенности.
В молодости моей я часто хаживал в дом к моей соседке, очень любезной женщине... Не
воображайте тут ничего грешного: соседка моя была уже в тех летах, когда женщина сама признается,
что пора ее миновалась. У ней не было ни дочерей, ни племянниц; дом ее был похож на все ***ские
дома: три, четыре комнаты, дюжина кресел, столько же стульев, пара ламп в столовой, пара свечей в
гостиной... но не знаю, было что-то в обращении этой женщины, в ее самых обыкновенных словах, я
думаю, даже в ее столе красного дерева, покрытом клеенкою, или в стенах ее дома, -- было нечто такое,
что каждый вечер нашептывало вам в уши: пойти бы сегодня к Марье Сергеевне. Это испытывал не я
один: в длинные зимние вечера к ней сходились незваные гости, как будто заранее согласившись. Наши
занятия были самые обыкновенные: мы пили чай и играли в бостон; иногда перелистывали журналы; но
только все это нам веселее было делать у Марьи Сергеевны, нежели в другом доме; это нам самим
казалось очень странно. Все дело, как я теперь догадываюсь, состояло в том, что Марья Сергеевна не
навязывалась никому ни с тяжбами, ни с домашними хлопотами, не любила злословия, не сообщала
никому своих замечаний о происшествиях в околотке, ни о поведении своих слуг; не старалась вытянуть
из вас того, что вы хотели скрыть; не осыпала вас нежностями в глаза и не насмехалась над вами, когда
вы вышли за дверь; не сердилась, когда кто из нас в продолжение полугода не являлся в ее гостиную, и
даже забывал дни ее именин или рождения; не имела ни одной из тех претензий и причуд, которые
делают общество ***ских дам нестерпимым; не была ни ханжа, ни суеверна; не требовала от вас, чтобы
вы то-то думали и о том-то говорили; не приходила в ужас, когда вы были противного с нею мнения; не
требовала от вас никаких пожертвований; не усаживала насильно за карты или за фортепьяно, -понимала
терпимость во всем ее значении; в ее гостиной всякий благородный человек мог делать, думать
и говорить все, что ему было угодно; словом, в ее доме царствовал хороший тон, тогда редкий в ***ских
обществах и которого сущность до сих пор немногие понимают. Я сам живо чувствовал различие в
обращении и в жизни Марьи Сергеевны с другими женщинами, но не умел этого впечатления выразить
одним словом.
-- Позвольте вас остановить, -- сказал начальник отделения. -- Как это, -- будто бы уж хороший
Стр.1