Александр Малышкин
ПОЕЗД НА ЮГ
Знакомо ли вам это особенное чувство перед отпуском? Оно похоже на ветер, который то и дело
щемяще опахивает вас с каких-то невидимых солнечных садов. Вы испытываете его впервые в начале
весны, когда местком начинает хлопотать о койках в Крыму, а машинистки снимают теплые вязаные
жакеты и привозят по утрам на своих легких блузках солнце и распахнутые окна трамваев. О нем
напоминает счетовод вашего отдела, уже выехавший на дачу: даже над его столом, над благоговейным
сосредоточенным столом, и над толстой обузой мудреных бухгалтерских книг просвечивает луна
Клязьмы и поздно шумят березы... бродяжья ночь парка, диких уголков, свиданий. Вы носите в голове
расписание поездов на юг, и стены - даже на Ильинке становятся простекляненными насквозь - и светит и
мчится за ними, о как мчится свежая, степная ширь!
На юг меня тянуло и другое.
Было время, когда со степей звенела гибель, а за каждым взятым в бою полустанком чудилось то,
чего никогда не бывало на земле. Вы помните, вероятно, по сводкам о трагическом случае с шестым
Уральским полком у деревни Березневатка?
Это мне удалось тогда вовремя обнаружить предательство и, после суток боя, прорваться с
истекающим кровью полком к родной дивизии, правда, потеряв половину людей, и в том числе
единственного брата.
Как странно было увидеть опять эти места, которые пахли невозвратимой молодостью и смертью.
За три года совсем забылся этот запах.
Помню, перед самым отъездом, в августовский вечер, я зашел в какое-то кино на Арбате. Все было
как полагается, по фойе кружила взад и вперед глазеющая публика, смычки терзались "Баядеркой",
пианист, словно одержимый, скакал на своем стуле в такт с бесстыдным упоением- За гигантскими
окнами, плотно завешенными доверху, крутился шум площади и подземно гудели трамваи, пронося за
бульвар полнолюдные, насквозь освещенные окна. Я вспомнил про отъезд, про юг, и, не знаю почему,
отсюда показалось невероятным, что когда-то в самом деле существовала Березневатка, и дело шестого
полка, и рассвет над дымящимся Перекопом, заглянуть в них было страшно, как в кощунственно
разрытую могилу.
И поезда кощунственно мчались за счастьем над темными их полями...
Ведь и я, и я мог там лежать безыменно!
...Впрочем, все это могло быть только от переутомления.
В утро отъезда перрон кипел такой веселой давкой, небо было так радостно сине, что сразу
забылось почти обо всем. Я знал только, что был свободен, я вытряхнул из мозга все эти папки с делами,
справки, доклады, я дико плясал на ворохе этого осточертелого хламья.
Севастопольский уходил в два. Я сидел в купе и с бездельным любопытством ожидал своих
соседей. Первыми пришли две девицы - видимо, из какого-то солидного секретариата; желтые
чемоданчики, портпледы с вышитыми инициалами и, конечно, цветы на столике говорили о чистой,
удобной, взлелеянной маменьками жизни. И дни стояли тут же перед вагоном - две распираемые
корсетами, две мордастые мамаши старого мира, с огромными лакированными ридикюлями. Они
лепетали:
- Пишите, пишите! Женечка, вечером холодает, обязательно вынь кофту! Сонечка, в Ялте не
забудь к Софье Андреевне!
И Женечка, голорукая, исцелованная глазами ухаживателей, с прельщающей родинкой под
темным глазом, избалованно-надломанно кричит:
- Скажите Владимиру Александровичу!.. Он обещал похлопотать... - И еще что-то про местком, в
который надо сообщить, про Харьков, из которого непременно, непременно открыткой.
Вторая - сочная толстуха в шелковой юбке - о, из нее выйдет очень уютная городская и дачная
мама, из тех, что с одышкой отчаяния и множеством кулечков всегда опаздывают, догоняя трамвай, -
вторая только кивает пышно-белокурым ворохом головы и разнеженно улыбается, должно быть.
- Мама, не забудь кормить Туську, - впрочем, кричит и она.
И у обеих, словно пьяные, блестят глаза. О, вижу, какие комнаты за этими девицами - похожие на
музей мебели, чехлов, полочек, безделушек, сохраняющих дыхание старой чиновной барственности,
комнаты тысяча девятьсот десятого - четырнадцатого года, удачливо пронесенные через бурелом
революции до наших отдыхающих безопасных дней. И после этих страшных лет - в первый раз, постарому,
в Крым, в Крым!
Пришел военный, с нашивками командира полка, парнюга лет тридцати, с бабьим, облупленным
Стр.1