А. Н. Майков
Пикник во Флоренции
Проза русских поэтов XIX века. Сост., подготовка текста и примеч. А. Л. Осповата.
М., "Советская Россия", 1982
OCR Бычков М. Н.
В одни из ворот города Флоренции выехала коляска с двумя путешественниками. Один был
господин Синичкин, лет тридцати, бывший с каким-то поручением в Бельгии и, на обратном пути, по
дороге заехавший в Италию. Другой был Горунин, приехавший нарочно в Италию, по своей надобности,
господин вида мрачного, взора тусклого, лица бледного, волоса русого. С вида он был старше Синичкина,
но это только так казалось при противоположности его физиономии с румяным, несколько полным,
несколько счастливым лицом Синичкина, окаймленным венчиком бакенбард, сходившихся под
подбородком.
-- Скажите, пожалуйста, мосье Горунин,-- спросил первый,-- мы едем на пикник, а ведь я не знаю,
что это за пикник и кто там будет?
-- Порядочно я и сам не знаю. Устроил все Перуцци... будут,-- говорил он,-- кое-кто из итальянцев
и дамы, тоже итальянки... он ручался, что будет весело.
-- А из наших-то, не знаете, кто будет?
-- Ну да вот вы, я, Тарнеев...
-- Вы знаете Тарнеева?
-- Я сошелся с ним здесь, за границей; впрочем, мы были знакомы и прежде.
-- Я как-то слышал эту фамилию по случаю одной истории в Мюнхене. Впрочем, это был, может
быть, другой Тарнеев. Этот господин и еще какие-то в этом роде артисты сидели в трактире, пили и так,
на радости, выбили стекла в окошках. Явился хозяин, завязался спор. Тарнеев вынул пистолет и
порядочно припугнул почтенного трактирщика. Немец жаловался, и они заплатили... Впрочем, пистолет
не был заряжен.
-- Я думаю, что это тот Тарнеев,-- произнес Горунин со вздохом.-- Я его очень люблю: в нем много
прекрасного... но это же не обязывает меня быть слепым к его дурным качествам. Впрочем, он всегда
говорил, что это просто право делать все, за что можешь заплатить. Он такие штуки и дома проделывал, и
ему все счастливо сходило. Бывало, ни с того, ни с сего, ночью перебьет стекла по дачам... Его всегда вы
могли видеть на железной дороге в веселой компании.
-- Но ведь все это ужасно дико!
-- Да, у него все выходит как-то дико, даже самые его прекрасные побуждения. Например, его чтонибудь
заинтересует, вдруг припадет ему охота учиться; он накупит книг и зароется в них. Раз как-то он
целые полгода пропадал -- что ж? Учился химии. Там он опять пропал, и оказалось, что он пошел
странствовать с каким-то цыганским табором: жил в поле, в лесах, по ярмаркам ездил, воротился
настоящим цыганом; даже физиономия у него тогда сделалась цыганская; выучился ковать лошадей, петь
песни... даже ворожить...
-- А чай, и воровать,-- подумал Синичкин.-- Хорош молодец: ну, как этакой цыган выскочит за
границу?..-- спросил он вслух.
-- Да он и здесь проявился. В Болонье вот что было. Мы приехали с ним и сидели в отеле. Вдруг
слышим шум на улице. К нам вбегает хозяйка в отчаянье. За нею супруг ее, маленький, толстый, в
фартуке. Он кричит, зовет гарсонов, велит жене запереть отель, гарсонам вооружиться и идти за ними. На
улице выстрелы. Мы спрашиваем хозяина -- что такое? Итальянцы, разумеется, ни шагу без пафоса -- он
гордо отвечает: la patria mi chiama! -- "отечество призывает!". Клянусь вам, несмотря на его квадратную
фигуру, на огромный живот накрытый фартуком, он был велик в эту минуту: знаете, сколько энергии!..
-- Очень верю: итальянцы такие же превосходные актеры в жизни, сколько плохие на театре; очень
понятно, там -- импровизация, здесь -- обдуманность... Что ж Тарнеев-то?
-- Хозяин выбежал, я начал запирать окна и двери, Тарнеев надел пальто, повязал голову платком,
схватил пистолеты и исчез. Я ужасно за него боялся; знаю, что человек безумный; да и сами посудите,
зачем в чужие дела вмешиваться? Нам-то что из этого?.. Я провел мучительных два часа, беспокоился о
Стр.1