Н. С. Лесков. Ракушанский меламед
Рассказ на бивуаке
--------------------------------Лесков
Н.С. Собрание сочинений в 12 т.
М., Правда, 1989; Том 5, с. 409-440.
OCR: sad369 (г. Омск)
--------------------------------ГЛАВА
ПЕРВАЯ
Дело было для нас неудачливо: мы отступили, но, к счастию, неприятель
нас более не тревожил и давал нам
время отдохнуть и оправиться. Мы
расположились бивуаком в безопасном ущелье, разделясь самыми маленькими
сторожевыми отрядами. Нашим отрядом командовал майор Никанор Иванович
Плескунов,
очень добрый, спокойный и мужественный офицер и изрядный
оригинал, из вымирающей породы лермонтовских Максим Максимовичей. Он считал
за собой одно немаловажное, по его мнению, преимущество, что с тех пор как
произведен в офицеры, все время служил "в серых войсках". Так он называл
таможенную стражу, по которой числился, состоя начальником небольшой команды
на одном из весьма известных контрабандных пунктов на австрийской границе.
Война с турками его рассердила, и он бросил свой "серый пост", и перевелся в
действующую армию.
Майор Плескунов был не стар и не молод, не высок ростом, коренаст и
немножко мужиковат в манерах и в движениях, но был, как я сказал, прямая
душа, добрая, и во всех своих суждениях и взглядах на вещи оригинал. Он был
беззаветно храбр, хотя по наружности казался изрядным рохлей: не горячился,
не вскидывался, не подымался на дыбы, но не робел и не падал духом, а всегда
и везде рассуждал и действовал с
настоящим твердым мужеством и с
"прохладкой". Похвальбы он терпеть не мог и считал ее недостойною военного
человека и вредною.
- Это, - говорил он, - дело купеческое; наври, чтобы было можно из чего
уступить, а потом и спускай. А наше дело солдатское, тут что Бог даст.
Понятно, что, держась такого правила, он не имел в своем обычае ни
малейшей тени самохвальства и задора. Речей он никаких не говорил, ни
обширных, ни кратких, кроме общего внушения:
- Делай свое дело, не стой на месте, когда шлют вперед, и не хвались
вперед, чья будет горка, а работай.
Горка - это была его поговорка, то есть, чья возьмет, чей верх будет.
Солдаты Плескунова любили и называли его "настоящим командиром".
- Форсу, - говорили, - не задает, а воюет как надо и судит умно: делай,
говорит, как надо, а горку кому Бог даст, на то Его воля, а не твое
распоряжение.
Хорош Плескунов был и с офицерами, и с нами, юнкерами, которых у него в
батальоне было немало. Между нашими
офицерами водились люди довольно
различного калибра: были у нас и настоящие армейцы, были и "привилегиранты",
прибывшие к Балканам из дальней северной столицы. Никанор Иванович не делал
между ними никакого различия и держал себя со всеми с нами на самой
короткой, товарищеской ноге, хотя, впрочем, очевидно, в деле оказывал больше
доверия настоящим армейцам и политиковал, говоря, что "у привилегирантов
мундиры дорого стоят, их надо пожалеть". Но, поступая таким образом, он
все-таки не любил, чтобы армейцы задирали привилегирантов или как-нибудь над
ними подсмеивались.
О храбрости Плескунова и о его преданности делу, за которое он пришел
сражаться, покинув свою таможенную стражу, не могло быть и речи; первая
достаточно доказывалась многочисленными рубцами, которыми все лицо Никанора
Ивановича было изборождено от контрабандистов, с которыми он вел
тридцатилетнюю войну, без единого дня перемирия. А что он считал войну за
славян близкою своему сердцу, в этом убеждало то, что он оставил для нее
свою старуху, о которой ничего не говорил, кроме как то, что "она набожна",
но которую, очевидно, любил очень сильно.
Стр.1