Эдмон Лепеллетье
Капитан Наполеон
М. <...> Людвик XVI номинально еще сохранял
королевский титул, но его голова, украшенная 20 июня фригийским колпаком, уже начинала
пошатываться на плечах. <...> Робеспьер, Марат и красавец марселец Барбару провели тайное совещание; правда, на нем не удалось
прийти к соглашению относительно выбора главного вожака, диктатора, как того хотел "Друг
народа" ("другом народа" прозвали в Великую французскую революцию неистового Марата по названию
газеты, издаваемой им), но было решено нанести окончательный удар королевской власти, которая
укрывалась, словно в крепости, во дворце Тюильри. <...> Герцог Брауншвейгский, генералиссимус имперских и королевских войск, издал в Кобленце свой
знаменитый манифест, в котором с высокомерием объявил:
"Если Тюильрийский дворец будет разгромлен или подвергнется нападениям, если будет учинено
хоть малейшее насилие, нанесено хоть малейшее оскорбление их величествам королю Людовику XVI и
королеве Марии Антуанетте или кому-либо из членов королевского дома, если немедленно не будут
приняты меры к обеспечению их безопасности, неприкосновенности и свободы, то император и король
отомстят за обиду так, что это останется памятным во веки веков; город Париж будет предан разгрому
войсками и полному уничтожению, а бунтовщики, виновные в преступлении, понесут тяжкие,
заслуженные ими муки". <...> В предместьях вооружались, в клубах шли горячие прения, в коммуне раздавали патроны
патриотически настроенным солдатам национальной гвардии; но это не влияло на жажду удовольствий и
любовь к танцам, и во времена революции плясали особенно много. <...> Как и костюмы, танцы прежнего режима перемешались с новыми фигурами: за благородными
паваной, менуэтом и гавотом следовали трениц, ригодон, Монако и пользовавшийся особенной
популярностью фрикасе. <...> Короткие панталоны при
чулках, парик и костюм "а-ля франсэз" соперничали в грации <...>
Капитан_Наполеон.pdf
Эдмон Лепеллетье
Капитан Наполеон
М.:ММП "Дайджест", 1992
Родился он игрой судьбы случайной,
И пролетел, как буря, мимо нас;
Он миру чужд был. Все в нем было
ТАЙНОЙ
День возвышенья - и паденья час!
Михаил Лермонтов
I
На улице Бонди в Париже горящие и коптящие лампионы освещали вход в народный зал "BoГаль".
Этот зал с таким экзотическим названием находился под управлением гражданина Жоли, артиста
театра "Дез'Ар". Это было в знаменательные дни июля 1792 года. Людвик XVI номинально еще сохранял
королевский титул, но его голова, украшенная 20 июня фригийским колпаком, уже начинала
пошатываться на плечах. В предместьях революционная гидра уже поднимала с ворчанием голову.
Робеспьер, Марат и красавец марселец Барбару провели тайное совещание; правда, на нем не удалось
прийти к соглашению относительно выбора главного вожака, диктатора, как того хотел "Друг
народа" ("другом народа" прозвали в Великую французскую революцию неистового Марата по названию
газеты, издаваемой им), но было решено нанести окончательный удар королевской власти, которая
укрывалась, словно в крепости, во дворце Тюильри. Ожидали только прибытия марсельских батальонов,
чтобы дать сигнал к восстанию. Со своей стороны прусский король и австрийский император собирались
броситься на Францию, которая казалась им легкой добычей; они рассчитывали на предательство и
внутренние раздоры, благодаря чему было бы легко довести армию быстрым маршем до столицы.
Герцог Брауншвейгский, генералиссимус имперских и королевских войск, издал в Кобленце свой
знаменитый манифест, в котором с высокомерием объявил:
"Если Тюильрийский дворец будет разгромлен или подвергнется нападениям, если будет учинено
хоть малейшее насилие, нанесено хоть малейшее оскорбление их величествам королю Людовику XVI и
королеве Марии Антуанетте или кому-либо из членов королевского дома, если немедленно не будут
приняты меры к обеспечению их безопасности, неприкосновенности и свободы, то император и король
отомстят за обиду так, что это останется памятным во веки веков; город Париж будет предан разгрому
войсками и полному уничтожению, а бунтовщики, виновные в преступлении, понесут тяжкие,
заслуженные ими муки".
Париж ответил на этот грубый вызов восстанием 10 августа.
Но Париж постоянно является вулканом о двух кратерах: веселье перемешивается у него с
яростью. В предместьях вооружались, в клубах шли горячие прения, в коммуне раздавали патроны
патриотически настроенным солдатам национальной гвардии; но это не влияло на жажду удовольствий и
любовь к танцам, и во времена революции плясали особенно много.
На свежих развалинах Бастилии, наконец-то разрушенной, водрузили вывеску с надписью: "Здесь
танцуют". И это было совсем не насмешкой. Самым приятным употреблением этого на редкость
мрачного и весьма унылого места, где в течение многих веков страдали несчастные жертвы произвола,
было огласить его звуками скрипок. Веселые крики заменили унылые стоны сов, и это тоже было своего
Стр.1