В. Г. Короленко
Софрон Иванович
Из рассказов о встречных людях
В. Г. Короленко. Собрание сочинений в десяти томах
М., ГИХЛ, 1954
Том четвертый. Повести, рассказы и очерки
Подготовка текста и примечания С. В. Короленко
OCR Бычков М. Н.
I
В первый раз я встретил этого замечательного человека в Копенгагене, в музее Торвальдсена.
Ни один музей в мире не производил на меня более сильного впечатления, хотя, несомненно, есть
много музеев и богаче, и разнообразнее. Музей Торвальдсена -- это гигантский саркофаг, воздвигнутый
над скромной могилой художника. Строгое, простое, почти без всяких украшений здание охватывает с
четырех сторон небольшой дворик. Посередине дворика, обставленная цветами, лежит скромная
каменная плита, на плите простая надпись; "Bertel Thorwaldsen". Кругом в четырехугольном здании
коридоры и залы, в которых собрано в оригиналах или копиях все, сделанное художником, и все, что
имеет, к нему отношение. Торвальдсен спит здесь, под этим камнем, окруженный своими творениями...
Есть что-то возвышенное и трогательное в этой символической связи жизни и смерти.
В тот день небо над Копенгагеном было мглистое и серое. По временам моросил дождик, падая
сверху на дворик, на асфальтовый мозаичный пол, на зелень кругом могилы и на плиту.
Около нее, когда я подошел, стояли три человека.
Один был рослый, очень красивый старик с кудрявыми седыми волосами и темными бровями.
Через плечо у него был перекинут легкий плед, сумка на ремне и бинокль. Рядом с ним стояла дама,
совсем еще молодая, которую можно было принять за его дочь. Третий собеседник был, повидимому,
туземец -- швед или датчанин, белокурый, с белесыми, бесцветными глазами.
Лица у всех были серьезные, как будто даже слегка торжественные. Седой господин снял шляпу,
которую держала теперь его спутница, и капли дождя падали на его белую, вьющуюся шевелюру.
Повидимому, он служил центром этой небольшой группы. Молодая женщина глядела на него снизу
вверх с выражением благоговения, почти обожания. Белесый туземец ловил каждое его слово и
движение...
Когда я подошел, старый господин, только что набросавший что-то в записной книжке, вырвал
слегка промокший листок и протянул его белесому господину. Тот пробежал написанные строки и
выразил на каком-то неизвестном мне языке свое восхищение. Потом он вынул платок, бережно снял с
листка капли дождя и аккуратно, как святыню, спрятал листок в портмоне. После этого они обменялись
еще несколькими словами. Я напрасно вслушивался в их разговор, стараясь определить национальность
неизвестных туристов; звуки были мне совершенно чужды,-- во всяком случае они не говорили ни пофранцузски,
ни по-немецки, ни по-английски, ни по-шведски. Мне показалось почему-то, что это
должны быть венгерцы,-- вероятно потому, что именно о венгерском языке я не имел ни малейшего,
даже приблизительно, звукового понятия.
Через минуту незнакомцы исчезли, и я остался один перед могилой Торвальдсена... Сверху все
сеял тихий дождик, шелестя по крышам здания и по мозаичному полу двора. Легкие мглистые тучи
передвигались вверху, навевая какие-то неуловимые, неясные мысли... Начинало вечереть, в зданиисаркофаге
звонили. Посещение кончилось.
Я вышел из музея с сильным, хотя и смутным ощущением, унося с собою воспоминание об этом
грандиозном памятнике, о дворике, о плите с величаво простою надписью, о дожде, о мглистых тучах и...
о высоком старике, стоявшем с непокрытою головою у этой могилы... Вероятно,-- подумал я,-- какойнибудь
художник, ученый, поэт, вообще -- знаменитость, посетившая Копенгаген. По восхищеннопочтительному
лицу туземца можно было догадаться, что он считает это посещение за великую честь
Стр.1