Владимир Галактионович Короленко
Сон Макара
Святочный рассказ
------------------------------------------------------------------------------Книга:
В.Г.Короленко. "Избранное"
Издательство "Просвещение", Москва, 1987
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 мая 2002 года
------------------------------------------------------------------------------I
Этот
сон видел бедный Макар, который загнал своих телят в далекие, угрюмые страны, - тот
самый Макар, на которого, как известно, валятся все шишки.
Его родина - глухая слободка Чалган - затерялась в далекой якутской тайге. Отцы и деды Макара
отвоевали у тайги кусок промерзшей землицы, и хотя угрюмая чаща все еще стояла кругом враждебною
стеной, они не унывали. По расчищенному месту побежали изгороди, стали скирды и стога, разрастались
маленькие дымные юртенки: наконец, точно победное знамя, на холмике из середины поселка
выстрелила к небу колокольня. Стал Чалган большою слободой.
Но пока отцы и деды Макара воевали с тайгой, жгли ее огнем, рубили железом, сами они
незаметно дичали. Женясь на якутках, они перенимали якутский язык и якутские нравы.
Характеристические черты великого русского племени стирались и исчезали.
Как бы то ни было, все же мой Макар твердо помнил, что он коренной чалганский крестьянин.
Он здесь родился, здесь жил, здесь же предполагал умереть. Он очень гордился своим званием и иногда
ругал других "погаными якутами", хотя, правду сказать, сам он не отличался от якутов ни привычками,
ни образом жизни. По-русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на
ногах торбаса, питался в обычное время одною лепешкой с настоем кирпичного чая, а в праздники и в
других экстренных случаях съедал топленого масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе.
Он ездил очень искусно верхом на быках, а в случае болезни призывал шамана, который, беснуясь, со
скрежетом кидался на него, стараясь испугать и выгнать из Макара засевшую хворь.
Работал он страшно, жил бедно, терпел голод и холод. Были ли у него какие-нибудь мысли,
кроме непрестанных забот о лепешке и чае?
Да, были.
Когда он бывал пьян, он плакал. "Какая наша жизнь, - говорил он, - господи боже!" Кроме того,
он говорил иногда, что желал бы все бросить и уйти на "гору". Там он не будет ни пахать, ни сеять, не
будет рубить и возить дрова, не будет даже молоть зерно на ручном жернове. Он будет только спасаться.
Какая это юра, где она, он точно не знал; знал только, что гора эта есть, во-первых, а во-вторых, что она
где-то далеко, - так далеко, что оттуда его нельзя будет добыть самому тойону-исправнику... Податей
платить, понятно, он также не будет...
Трезвый он оставлял эти мысли, быть может сознавая невозможность найти такую чудную гору;
но пьяный становился отважнее. Он допускал, что может не найти настоящую гору и попасть на другую.
"Тогда пропадать буду", говорил он, но все-таки собирался; если же не приводил этого намерения в
исполнение, то, вероятно, потому, что поселенцы-татары продавали ему всегда скверную водку,
настоянную, для крепости, на махорке, от которой он вскоре впадал в бессилие и становился болен.
II
Стр.1