Анатолий Федорович Кони
Николай Алексеевич Некрасов
Кони А. Ф. Воспоминания о писателях.
Сост., вступ. ст. и комм. Г.М. Миронова и Л. Г. Миронова
Москва, издательство "Правда", 1989.
Редко кто из выдающихся писателей возбуждал при жизни и после смерти столько разноречивых
оценок, как Н. А. Некрасов. Рядом с восторженным изображением его, как "печальника горя народного",
существуют отзывы о нем, как о тенденциозном стихотворце, в произведениях которого "поэзия и не
ночевала", как о лицемере, негодующее слово которого шло вразрез с черствостью его сердца и
своекорыстием. Здесь не место разбирать его произведения и доказывать при этом, как односторонни,
пристрастны и несправедливы такие взгляды на его творчество и личность. Достаточно указать на задачу,
поставленную им всякому общественному деятелю своим заветом: "Иди к униженным, иди к обиженным
-- там нужен ты", которому он и сам следовал, будя в читателе негодование на мрачные и жестокие
стороны крепостного права, рекрутчины и бюрократического бездушия. Он знакомил так называемое
"общество" и городскую молодежь с русским сельским бытом и, хотя и разными с Тургеневым приемами,
вызывал в ней сочувствие к простому русскому человеку и веру в жизненность его духовных сил. Нужно
ли говорить о красоте, сжатости и выразительности его языка, о богатстве глубоких по содержанию
прилагательных, рисующих целые картины, об искусных звукоподражаниях, о ярких образах, щедрою
рукою рассыпанных в его произведениях? Можно ли забыть о тяжких впечатлениях его детства,
протекшего "средь буйных дикарей", под звон цепей каторжников, проходивших "по Владимирке", и
унылое пение бурлаков на Волге, и в частых горьких слезах, разделяемых им со страдалицей матерью,
воспетой им с такой захватывающей скорбью?
Все это не входит, однако, в задачу настоящего очерка: хочется поделиться с читателями
простыми личными воспоминаниями, касающимися Некрасова.
Еще в раннем детстве, когда ни о каком знакомстве моем с поэзией Некрасова не могло быть и
речи, да она и не успела еще развернуться во всю свою ширь, я уже интересовался им по рассказам своего
отца, издателя-редактора "Литературной газеты" в 1840--1841 годах и "Пантеона и репертуара" с 1843
почти вплоть по 1851 год, когда последний журнал был переименован в "Пантеон" и очень расширил
свою литературно-художественную программу. Время издания "Литературной газеты" совпало с годами
тяжелых испытаний и крайних лишений в жизни Некрасова. Ему приходилось очень бедствовать, подчас
подолгу голодать и на себе испытывать ту нищету, бесприютность и неуверенность в завтрашнем дне,
которые отразились на содержании многих его стихотворений. Он, очевидно, знал по личному опыту, как
тяжко проживание в петербургских углах, описанных им в одном из сборников, им изданных.
Существовать приходилось изо дня в день составлением книжек для мелких издателей-торгашей и
торопливым писанием на заказанные темы о чем придется и как придется. В этот период его жизни с ним
познакомился редактор "Литературной газеты" и предложил ему в своем издании хороший по тогдашним
временам заработок, ценя молодого писателя, давая ему иногда по целым неделям приют у себя и
оберегая его от возвращения к привычкам бродячей и бездомной жизни.
В письме из Ярославля от 16 августа 1841 г., по поводу какого-то недоразумения, вызванного
сплетнями одного из "добрых приятелей" Некрасова, он писал моему отцу: "Неужели Вы почитаете меня
до такой степени испорченным и низким... Я помню, что был я назад два года, как я жил... я понимаю
теперь, мог ли бы я выкарабкаться из сору и грязи без помощи вашей. ...Я не стыжусь признаться, что
всем обязан Вам: иначе бы я не написал этих строк, которые навсегда могли бы остаться для меня
уликою". Большая часть работ Некрасова в "Литературной газете" была подписана псевдонимом
"Перепельский". Себя и редактора он изобразил в "Водевильных сценах из журнальной жизни" под
именем Пельского и Семячко и вложил в уста последнего следующее profession de foi {"Символ
веры" (букв.), изложение своих убеждений (фр.).} по поводу приемов тогдашней газетной травли,
руководимой знаменитым в своем роде Булгариным: "Я литератор, а не торговка с рынка. Я ... не
намерен ... пятнать страницы моей газеты тою ржавчиною литературы, которую желал бы смыть кровью и
слезами". Когда Некрасов вышел на широкую литературную дорогу, его добрые отношения с моим отцом
продолжались, хотя видались они довольно редко.
В первый раз мне пришлось его увидать в конце пятидесятых годов на Невском, при встрече его с
моим отцом. Я жадно всматривался в его желтоватое лицо и усталые глаза и вслушивался в его глухой
голос: в это время имя его говорило мне уже очень многое. В короткой беседе разговор -- почему уже, не
помню -- коснулся исторических исследований об Иване Грозном и о его царствовании, как благодарном
Стр.1