В. К. Кюхельбекер
Последний Колонна
Роман в двух частях 1832 и 1843 г. <...> ПОСВЯЩАЕТСЯ
КНЯЗЮ ВЛАДИМИРУ ФЕДОРОВИЧУ
ОДОЕВСКОМУ
Часть первая
ПИСЬМО 1
Юрий Пронский к Владимиру Горичу
Ницца в конце января 183. года. <...> Верю им; но более ревматизма пугает меня чрезвычайная раздражительность нервов: она во мне
противится всем усилиям искусства и даже рассудка... (рассудок, по-моему, в этой болезни гораздо
действительнее всех возможных врачебных пособий). <...> Только ради дружбы, не показывай никому этого письма: было бы досадно, если бы кто подслушал, как
ротмистр Пронский рассказывает сны другу своему - Горичу. <...> 3 Мне мечталось, будто в прекрасный летний вечер
прохаживаюсь с моей Надинькой в роще близ нашей деревенской церкви. <...> . Я набросил плащ на Надиньку: вдруг светлосерый плащ превращается в дым, малиновая подкладка в багровый пламень, - и Надинька в огне... <...> С ним я после того уже не встречался, а сказал мне слуга, отнесший ему в кофейню альмавиву, что
он живописец из Рима; спросить же, как зовут, молодец не догадался. <...> Проезд через Германию успокоит меня; ворочусь в Петербург и стану вам рассказывать о вечном Риме
подробно, ясно, отчетливо; между тем Рим, хаос величия и нищеты, кладбище славы, оставляю не без
сожаления; пишу это смело - вы не поймете меня криво, ты и Надинька. <...> Рим очень занимателен, но в Риме
сердечное наше участие возбуждает один Юрий Пронский". <...> Стыжусь и вспомнить, как на меня подействовала эта встреча, потому что этот
живописец - мой Джиованни. <...> Не стану много толковать о произведениях нынешних
римских художников: итальянцы кое-как влачатся по следам Батони и Менгса. <...> Немцы все почти метят в
Луки Кранахи; и должно отдать им справедливость: их кисть деревянная, сухая точно вызывает из гроба
младенчество искусства, но только труп его - души, которая одна в глазах истинного любителя придает
неотъемлемое достоинство старинным картинам, души-то именно в их подражаниях и нет. <...> Бродя по залам, где все было или дурно, или посредственно <...>
Последний_Колонна.pdf
В. К. Кюхельбекер
Последний Колонна
Роман в двух частях 1832 и 1843 г.
В. К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи
Издание подготовили Н. В. Королева, В. Д. Рак
Л., "Наука", 1979
Серия "Литературные памятники"
OCR Бычков М.Н.
ПОСВЯЩАЕТСЯ
КНЯЗЮ ВЛАДИМИРУ ФЕДОРОВИЧУ
ОДОЕВСКОМУ
Часть первая
ПИСЬМО 1
Юрий Пронский к Владимиру Горичу
Ницца в конце января 183. года.
Итак, я в Италии, любезный Владимир... и какой-то насмешливый демон меня так и тянет в
описательную поэзию, которую так любишь, так и жужжат мне в уши восклицания, которые так жалуешь!
Но успокойся: до поры до времени обойдется без возгласов и восклицаний. Я даже не сообщу тебе
за новость Филикаевых стихов:
Italia! Italia! о tu, cui feo sorte; etc... {*}1 -
{* Италия! Италия! О ты, чья судьба так жестока (итал.).}
раз, потому что их можешь прочесть в любом сборнике, а во-вторых, потому что я в Италии и не в
Италии. Здесь, в Ницце, пожалуй, проживешь сто лет - и ни однажды не почувствуешь нужды в
итальянском языке: здесь англичане, французы, русские, немцы - выходцы изо всех стран Европы, только
итальянцев почти не видишь; в околотке крестьяне говорят по-провансальски, горожане все знают пофранцузски,
и чуть ли не лучше, чем по-итальянски. "А темно-голубое небо? А рощи агрумиев?2 etc. etc.
etc.?". Мы с тобой видели в Крыму, в Адрианополе, в Грузии небо ничуть не хуже итальянского, а
гранатовые рощи, сто верст южнее Тифлиса, стоят здешних лимоновых и померанцевых. Все же скажу
откровенно: и мое сердце бьется сильнее при мысли, что я в Италии. Но оставим писать: об Италии, о
которой столько писано, без общих мест - невозможно; общие же места для меня почти страшнее
турецких пуль, по милости которых живу в Ницце и лечусь. Эту последнюю фразу отошли прямо в какую
угодно повесть вашего модного писателя - Марлинского.
Стр.1