И. З. Серман
Парижский друг Карамзина
Русская литература, No 3, 2003
OCR Бычков М.Н.
До недавнего времени мы знали о парижских впечатлениях Карамзина и о самом его
времяпровождении там только из Письма в "Зритель" и из "Писем русского путешественника",
подвергавшихся, как мы знаем, и цензуре, и автоцензуре. Публикация парижского дневника Вильгельма
Вольцогена, того самого Вольцогена,1 о котором с таким жаром вспоминает Карамзин, отчасти помогает
восстановить обстоятельства жизни Карамзина в Париже за те два с половиной месяца, что он там
прожил.
Не располагал парижским дневником Вольцогена и автор очень содержательной статьи о
Карамзине и Вольцогене -- У. Леман.2 Наблюдения исследователя касаются отношения Карамзина к его
переводам на немецкий и их переводчика Рихтера. Как сообщает Леман, "Каролина фон Вольцоген
указывала, что ее муж, по желанию Карамзина, просил наградить Рихтера каким-либо веймарским
титулом, и эта просьба была выполнена".3 Эти сведения подтверждаются в письмах Карамзина к
Вольцогену от 28 октября 1802 года4 и от 21 сентября 1803 года.5
Как сообщает автор вступительной статьи к дневнику и его публикатор Кристоф фон Вольцоген,
барон Вильгельм фон Вольцоген (1762--1809) принадлежал к родовитой вюртембергской семье, обучался
в военной академии (1775--1784), где одновременно учился и Фридрих Шиллер, который, как известно,
нашел убежище от обязательной военной службы в Бауэрбахе у Генриетты Вольцоген, матери
Вильгельма. Позднее Вольцоген породнился с Шиллером, женившись на Каролине фон Лангенфельд, на
младшей сестре которой, Шарлотте, женился Шиллер (Р. 9--13). Помимо семейных связей между
Шиллером и Вольцогеном возникли дружеские отношения и переписка.
В сентябре 1788 года герцог Вюртембергский послал Вольцогена в Париж. Там он пробыл
безвыездно до 25 мая 1791 года. Вторично он был послан туда в 1793 году для занятий архитектурным
черчением. В Париже у него завязались разнообразные знакомства с жившими там немецкими
художниками, а также, через посредство архитектора Делянуа, со знаменитым французским художником
Давидом. Сближается он, по-видимому через вюртембергского посла в Париже Ригера, с князем Б.
Голицыным, жившим тогда в Париже, а через него с сотрудниками русского посольства и в конечном
счете, возможно через них, с Карамзиным.
В Париже Вольцоген ведет обычный для любознательного приезжего образ жизни: "Архитектура,
театр, искусства и светская жизнь <...> все это перечисляется автором дневника с точностью
"физиономиста", его характеризующей" (Р. 11). В нашем распоряжении был только французский перевод
дневника Вольцогена с многочисленными купюрами, не объясненными издателями. Общее впечатление
от дневника, как я решаюсь выразиться, -- раздражающее. Молодой человек, вырвавшийся из-под опеки
"ориентального деспотизма" в родном Вюртемберге и попавший во Францию, меньше всего (за рядом
исключений, приводимых ниже) пишет в своем дневнике о политических событиях. Он занят уроками
архитектурного черчения, поддерживает дружеские отношения с немцами и русскими парижанами. Но в
дневник не попадает ничего или почти ничего из тех бесед, которые, конечно, велись у Вольцогена с его
знакомыми.
Так же мало мы узнаем из дневника о разговорах с Карамзиным. О возможном содержании их
бесед прекрасно и прочувствованно написал Ю. М. Лотман в "Сотворении Карамзина", не располагая, к
сожалению, никакими свидетельствами обоих участников бесед...
Прощаясь с Парижем, Карамзин в "Письмах" простился и с Вольцогеном: "Прости, любезный Б*!
Мы родились с тобою не в одной земле, но с одинаковым сердцем; увиделись и три месяца не
расставались. Сколько приятных вечеров провел я в твоей Сен-Жерменской отели, читая
привлекательные мечты единоземца и соученика твоего,Шиллера, или занимаясь собственными нашими
мечтами, или философствуя о свете, или судя новую комедию, нами вместе виденную! Не забуду наших
приятных обедов за городом, наших ночных прогулок, наших рыцарских приключений, и всегда буду
хранить нежное, дружеское письмо твое, которое тихонько написал ты в моей комнате за час до нашей
разлуки... Я любил всех моих земляков в Париже, но единственно с тобою и с Б* мне грустно было
Стр.1