М. Т. КАЧЕНОВСКИЙ
История государства Российского. Том XII
Sine ira et studio {*}
{* Без гнева и пристрастия (лат.).}
Немногие писатели столь самовластно господствовали над умами современников, как наш
покойный историограф, и немногие столь постоянно удерживали за собою право завидного
повелительства в области литературы. Позволялось не иметь понятия о бессмертных образцах древней
словесности, об источниках знаний и вкуса: но -- не читать Карамзина значило не любить никакого
чтения; не говорить о Карамзине было то же, что не пламенеть усердием к его славе; говорить об нем без
восторга было то же, что обнаруживать (мнимое) зложелательство к его особе; находить погрешности в
его писаниях значило обрекать себя в жертву ядовитым ветреникам или даже исступленным гонителям.
Кавалеры, дамы, очарованные красотами разительнейших мест в Бедной Лизе, в Наталье боярской дочери,
долго, долго хранили сладостные впечатления юного возраста и новому поколению передавали чувства
безусловного удивления к автору прекрасных сказочек. Все в руках Карамзина превращалось в чистое
золото: обыкновенная журнальная статейка шла за вековечный памятник преобразования русского языка
и словесности; неуместная попытка в историческом романе заставить москвитянина и новгородку XV
века ораторствовать, подобно Ливиевым6 и Саллюстиевым7 гражданам древнего Рима, принята за образец
витийства, а мечтательная картина нравов небывалых и несбыточных -- за величайшее искусство
освежить колорит древности в произведении цветущей волшебной фантазии; простой перевод из
Олеариевых8 записок о мятеже московском при царе Алексее Михайловиче провозглашен отрывком
неподражаемым, несравненным, достойным пера Тацитова9... И с писателем нашим сбылось то, что
сказано Дюком де ла Рошфуко10 о модных людях: la plupart des gens ne jugent des hommes que par la vogue
qu'ils ont, ou par leur fortune {Большинство судит о людях лишь по их популярности и по их богатству
(фр.).} -- сбылось, но единственно в отношении к ценителям его литературных произведений; ибо поверье
моды проходит, а Карамзин -- бессмертен.
Так, бессмертен Карамзин! Эта самая охота говорить о нем, хвалить или порицать его сочинения,
находить в них красоты или недостатки; самые несогласия, споры, вражда между разномыслящими,
покровительство с одной стороны, гонение с другой; самые подозрения, падающие на одних в
непочтительности. На других в привязанности к имени, славе и творениям Карамзина -- все это не служит
ли неопровержимым доводом, что мощный талант его собственною силою достиг недосягаемой высоты
на горизонте литературы отечественной, воссиял на нем и привлек на себя взоры современников?
Подобные в мире явления сохраняются веками и передаются отдаленному потомству.
Надобно, чтоб какой-нибудь вес имели голос и мнение людей, которые при жизни писателя
знаменитого страшились даже мысли обольщать его хвалами, искренними или притворными, а по
кончине его не замедлили принять сердечное участие в общем сетовании. Говорить неприятные истины о
трудах живого автора, без сомнения, невыгодно по многим отношениям, но и нисколько не зазорно, если
суждения подкреплены доказательствами; отдать должное умершему, sine ira et studio, когда ни опасения,
ни надежды не препятствуют действовать с благородною свободой, есть приятнейшая обязанность для
человека, привыкшего быть самим собой всегда, неизменно. Последуем сему правилу и скажем прямо:
Карамзин не имеет себе равного на трудном поприще бытописателя в нашем отечестве -- так, и виновны
перед памятию незабвенного, во-первых, те, которые на славном имени его еще покушаются основывать
неблагонамеренные свои виды; виновны легкомысленно произносящие решительный суд о трудах его, не
помышляя ни о предках, ни о потомках, не принимая в соображение ни состояния наук в отечестве нашем,
ни начала словесности с возможными ее успехами, ни хода происшествий как причин действующих;
виновны изрекающие приговор свой о трудах ума созревшего по опытам игривой молодости; виновны с
похвалами своими и порицаниями те, которые, не зная обязанностей бытописателя, нашего современника,
не изучавши источников, даже не читавши самой Истории государства Российского ни с критическою
разборчивостию, ни поверхностно, играют легковерием людей, готовых всем обольщаться.
Опыт, смею думать, многим доказал уже справедливость слов незабвенного историографа,
Стр.1