В. Ф. Ходасевич
"Начало века"
Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии.
Литературная критика 1922--1939. --М.: Согласие, 1996.
OCR Бычков М. Н.
Книга Андрея Белого "Начало века" вышла почти накануне его кончины. Она представляет собою
второй том его воспоминаний: первый появился несколько лет тому назад под заглавием "На рубеже двух
столетий". В нем говорилось о детских, гимназических и студенческих годах автора. В "Начале века"
встречаем мы уже молодого писателя -- не Бориса Бугаева, а Андрея Белого. В книге почти пятьсот
страниц, но охватывает она весьма небольшой отрезок времени -- лишь с 1901 по 1906 (приблизительно)
год. Успел ли Белый продвинуться дальше в своих воспоминаниях и суждено ли нам прочесть им
написанное -- я не знаю.
Каждый писатель, живущий в СССР и желающий там издать свою книгу, вынужден сам до
известной степени приспособить ее к требованиям цензуры и казенного мировоззрения. Но в тех случаях,
когда дело касается авторов, подозреваемых в "несозвучности эпохе", таких авторских приспособлений
оказывается недостаточно. Советское начальство считает необходимым предпосылать книгам
собственные предисловия, в которых нынешнему читателю разъясняется, как ему следует понимать эти
книги и как относиться к авторам. Такие предисловия пишутся по "стандартной" схеме: автор-де устарел
и не просвещен светом Маркса, Ленина, Сталина, но с его книгой полезно ознакомиться, чтобы "овладеть
литературной техникой буржуазных специалистов" (это если книга поэтическая или беллетристическая)
или чтобы понять, в чем состояли заблуждения и пороки буржуазной мысли, общественности, науки (это
в тех случаях, когда книга критическая, научная или мемуарная). Такими предисловиями, по верованию
большевиков, книги обезвреживаются, заключенный в них яд идеализма перестает действовать на
читателя. Другая цель предисловий -- более практическая. "Буржуазные" авторы раскупаются лучше, чем
коммунистические. Поэтому коммунистический критик, насильно пристегивая свое предисловие к книге
такого автора, обеспечивает себе лучшее распространение и лучший гонорар -- за счет чужой
популярности. Это, в общем, похоже на вселение в чужую квартиру. Наконец, такое вселение доставляет
автору-коммунисту и некое сердечное удовольствие: приятно почувствовать свое превосходство над тем
самым писателем, по сравнению с которым ты некогда был совершенным нулем. Лет двадцать тому назад
какой-нибудь Каменев печатал свои марксистские статейки в никому не известных листках. В те времена
Андрей Белый, всего вероятнее, даже о существовании Каменева не знал хорошенько. Теперь Каменев со
своим предисловием развалился в книге Андрея Белого, как лакей на барском диване. Теперь он Андрея
Белого "разъясняет", отчитывает, похлопывает по плечу, а порой говорит ему наглые дерзости тоном
великого авторитета. Авторитет основан на том, конечно, что попробуй Андрей Белый протестовать -- его
либо заморят голодом, либо отправят в тюрьму. Но Каменев не смущается, даже напротив: хамит, сколько
может, чтобы доставить себе наибольшее удовольствие. Делает это он даже не без изобретательности. Его
любимый прием -- плюнуть во что-нибудь, заведомо дорогое Андрею Белому, но так, чтобы сделать это,
как будто и не замечая наносимой обиды. Старую злобу за свое литературное ничтожество перед Андреем
Белым Каменев прикрывает поддельной суровостью историка. Эта хамская наглость еще усугубляется
тем, что Каменев ее себе разрешил как раз в те месяцы, когда Андрей Белый был поражен смертельной
болезнью.
Оставим, однако же, в стороне оценки моральные. Умным человеком Каменева назвать трудно. Но
он и не глуп. Несмотря на марксистскую тупость, в обширной своей вступительной статье он затронул
ряд существенных тем, возникающих при чтении беловской книги. Поэтому мы отчасти даже
воспользуемся его статьей, не потому, что очень хотим с ним полемизировать, а потому, что его
замечаниями до некоторой степени подсказывается план наших собственных.
Каменев начинает такими словами: "С писателем Андреем Белым в 1900--1905 гг. произошло
трагикомическое происшествие: комическое, если взглянуть на него со стороны, трагическое -- с точки
зрения самого писателя. Трагикомедия эта заключалась в том, что, искренно почитая себя в эти годы
участником и одним из руководителей крупного культурно-исторического движения, писатель на самом
Стр.1