Передвижники: между коммерческим товариществом и художественным движением / Науч. ред. <...> Есть темы, о которых сложно писать, поскольку вроде бы о них сказано всё, что возможно, — и в то же время есть потребность, вследствие чувства не столько недосказанности, сколько вообще — «несказанности». <...> «Всё сказано», «много раз говорено» — и вместе с тем кажется, что большой разговор еще едва только начался. <...> Подобных тем довольно много в истории русской литературы. <...> И в то же время в восприятии образованной публики место писателя в литературе, в истории общественной мысли, его влияние на стилистику современников и потомков остается до сих пор недостаточно определенным. <...> Впрочем, можно привести и пример совсем другого рода, со сходным эффектом — более чем вековой разговор о Достоевском превратил последнего в публичном пространстве в другое имя «духовности», «русской идеи» и чего-то еще столь же неопределенного и эмоционально-напряженного, для одних служа точкой притяжения, для других — отталкивания, уже как «имя», не только без чтения текстов самого Достоевского, но и, что гораздо любопытнее, независимо от чтения. <...> Или «народничество» — предмет скорее «запылившийся», чем исследованный, зачастую не вызывающий любопытства уже на первом шаге, кажется, что «уже все сказано» и, одновременно, что «в сущности — сказать нечего» (не считая чисто фактических подробностей, интересных специалистам). <...> В истории русской живописи одной из подобных тем являются «передвижники» — о них вроде бы «всё известно», их имена и репродукции их картин мы знаем настолько, что не способны вспомнить, где и когда впервые их увидели — они «всегда», «уже были» в нашем сознании. <...> Иными словами, здесь затруднительно само эстетическое переживание, выстраиваемое на контрасте, они — та первичная рамка, тот «эстетический опыт», который выступает как основание для иного — и определяется уже в этой, обратной перспективе. <...> Чтобы как-то отнестись <...>