Гёте в письме к Эккерману П ляжи Пицунды пропустили через себя всю мировую моду 70–80-х. <...> Отдыхающие часто гуляли по пляжу, разглядывая полотенца и пляжные сумки, предполагая — какие краски, сюжеты, модели будут модны в следующем сезоне. <...> Я уже бывал на Западе и имел приличное полотенце с рыбками Красного моря, мне оно казалось очень красивым, но для соперничества на пляжах Пицунды не годилось. <...> Полотенце принадлежало моему другу, поэту Резо Амашукели, ему я посвятил повесть «Чти отца своего». <...> Бордово-красное, огромное, по правому краю изящной латынью шла надпись «Испания», а на фоне красного поля – могучий черный бык, уже утыканный бандерильями, рядом — матадор в шитых золотом одеждах, с мулетой, и на полотенце сидим мы с Резо, улыбаясь. <...> Разве я догадался бы сняться с Резо на обыкновенном лежаке? <...> Спасибо испанцам за полотенце, эта фотография – память о молодости, о Пицунде, о Резо. <...> В самом Доме творчества имелся очень уютный бар, но мест там не хватало, и открыли большой бар на пляже. <...> Часто в Пицунду с женой-красавицей Ириной 42 НАША МОЛОДЁЖЬ № 5(119), 1–15 марта 2016 www.nasha-molodezh.ru Гинзбург приезжал молодой талантливый композитор Александр Журбин. <...> Лет с семи они стали привозить на море и своего сына Лёву, мальчика-вундеркинда, он был любимцем всего Дома творчества, всей обслуги. <...> Лёва не только носил круглые очки, как Исаак Бабель, автор легендарной «Конармии» и «Одесских рассказов», но и внешне, на мой взгляд, он был очень похож на знаменитого писателя. <...> Тот в двадцатых годах, при первой возможности, сбегал в Париж и целыми днями просиживал в кафе «Ротонда», окна которой глядели на шумный бульвар. <...> Маленький Лёва, как и Бабель, любил лицезреть море только из-за стойки бара Пицунды, пропадал там часами изо дня в день, хотя, если быть объективным, море и малышня, плескавшаяся у берега, вряд ли волновали будущего гения. <...> Лёва, Бабель в миниатюре, был настолько самостоятельным, что его родители не знали с ним никаких хлопот <...>