Борис Куликов Жить не по ненависти Открытое письмо писателю В.П. Астафьеву. <...> Рука моя не сумела написать приличиствующие в таких обращениях слова «глобокоуважаемый» или «дорогой», ибо уважение к вам, не как к художнику, а как к общественному деятелю и, если хотите, человеку, у меня здорово поколебалось с момента произнесения вами вот этих слов: «Для меня самым радостным днем в моей жизни будет день смерти Шолохова». <...> Когда мне передали эти ваши слова, я стал горячо доказывать, что такое Астафьев сказать не мог, но писатели (среди них были и ваши друзья, хорошие знакомые) убедили меня в беспочвенности моих сомнений. <...> Я принялся гадать: как могли такие страшные слова сорваться с языка прекрасного русского писателя, каким я считал (и считаю до сих пор) вас? <...> На ум лезло всякое: был обозлен каким-то поступком Шолохова, да и к тому же сказал это, извините, по пьянке. <...> Значит, ненависть к величайшему писателю не только Земли Русской, но и всей нашей планеты XX века жила в вас давно, и нужен был какой-то незначительный повод, чтобы она в такой злобной, антихристианской форме выплеснулась наружу. <...> Я не мог ни на йоту поверить, что вы разделяете бредовые утверждения, к которым, увы, присоединился и любимейший вами А.И. Солженицын, будто Шолохов украл у Крюкова или еще у кого-то «Тихий Дон». <...> Я был уверен, что если вы внимательно читали и «Поднятую целину», то как художник прекрасно поняли, что ненавидимая вами коллективизация, написана Шолоховым с поразительной достоверностью, честностью и величайшим художественным мастерством. <...> Да, книгу писал убежденный коммунист, который свято верил в дело своей партии, потому с такой теплотой и, я бы сказал, пронзительной Общероссийский молодёжный журнал любовью и болью выписаны им образы сельских коммунистов, но и тут он ничуть не изменил своему гигантскому таланту и не нарисовал идеалистическую картину колхозной жизни. <...> Мне думалось, что главы из романа «Они сражались за Родину <...>