Александр Добровольский
Что могут видеть дети
Оригинал здесь: http://orthodox.sf.ukrtel.net/tavrida/2002/12/list16.htm
В тридцатых годах я часто бывал в Загорске [ныне - Сергиев Посад]. Ездил я туда к моему
большому другу - писателю Сергею Тимофеевичу Григорьеву, который, не помню теперь точно, в каком
году, купил там себе дом.
Сергей Тимофеевич, к тому времени человек уже пожилой, очень грузный, с больным сердцем,
стал малоподвижен. Он редко куда выезжал, но был полон жизни, любил людей, встречи с ними, всякий
шум и разговоры. Самую большую комнату в своем доме он отвел для гостей, и, надо сказать, комната
эта никогда не пустовала. Часто на ночь там устанавливали три-четыре раскладушки, и шума в ней было
гораздо больше, чем во всем доме.
Сергей Тимофеевич Григорьев был очень интересный человек. Волжанин, в молодости он долго
жил в Петербурге; закончил там Технологический институт, был связан с петербургскими
революционными организациями. Позднее он много жил в Самаре, знал всех самарских большевиков,
был близок в этот период к Горькому.
Под фамилией Патрашкин он много писал в газетах того времени, был постоянным сотрудником
петербургской газеты "День", публиковался в "Русской мысли", понемногу втянулся в художественную
литературу. После революции он посвятил себя исключительно детской литературе. Его книги, такие как
"Берка-кантонист", "С мешком за смертью", "Суворов", "Кругосветка", пользовались большим успехом,
и деньги, полученные за них от Госиздата, дали ему возможность купить себе в Загорске дом.
Большой, светло-русый, голубоглазый, с окладистой пышной бородой - уже всем своим обликом
Сергей Тимофеевич говорил, что он русский человек. Все русское он любил как-то особенно. И не
только умилялся от всего родного, но глубоко изучил и по-настоящему знал русскую жизнь, русскую
историю, русскую литературу, искусство, русскую песню, игрушку, всякие наши кустарные промыслы. К
загранице он был равнодушен, Россию же изъездил вдоль и поперек.
Был ли он религиозен? Сам он считал себя верующим и православным. Еще до покупки дома, в
двадцатых годах, когда он жил на Московской улице в доме Палкина, он водил знакомство со всеми
лаврскими монахами, и они постоянно у него бывали, дружил с отцом Павлом Флоренским. Все это не
мешало ему интересоваться "живой церковью", "обновленцами", и я хорошо знаю о его дружбе с
епископом Антонином. Григорьев вместе со своей женой могли на память пропеть всю всенощную или
литургию, но я никогда не видел, чтобы он молился перед иконой, и икон в его доме не было. Только в
комнате для гостей висела без стекла и рамы, прибитая гвоздями прямо к стене, больших размеров
великолепная фотография "Ангела" Андрея Рублева.
Я написал, что икон в доме не было, но это не совсем так. Была икона в столовой, которая тесно
примыкала к кухне, куда дверь была всегда открыта, что было очень удобно для жены Григорьева Елены
Алексеевны. Она целыми днями возилась у русской печки и в то же время всегда участвовала в беседах
гостей, происходивших, как правило, в столовой. Еда у Григорьевых была делом священным, и гости
часто целый день проводили около стола. Кроме стола и стульев, в углу комнаты стоял еще небольшой
кустарный поставец для чайной посуды. Вот над этим поставцом была высоко прибита полочкаугольник,
и на ней стояла икона.
Я бывал у Григорьевых много раз, иногда гостил по месяцу, часто меня оставляли одного -
сторожить дом; и как ни старался я разобрать, что это за икона, так и не смог. Думаю, что если бы даже я
снял ее с полочки, то и тогда ничего бы не разглядел, так она была темна. Я спрашивал об иконе у
Григорьева, но он всегда отделывался шуткой. Издали, когда, например, сидя за столом, взглянешь на
нее, - просто черная доска.
Были как-то у Григорьевых гости. Приехал его племянник с женой и сыном, мальчиком лет
четырех. От Елены Алексеевны я знал, что этот племянник - ярый коммунист и что, несмотря на свою
молодость, он по службе достиг высокого поста: был директором какого-то крупного писчебумажного
комбината, где-то в бывшей Новгородской губернии. Сергей Тимофеевич за своим племянником явно
ухаживал. Через него он получал прекрасную бумагу, что в то время было не очень просто. А Григорьев
знал толк в бумаге и любил писать только на хорошей. Бумаги этой уходило у него масса, так как писал
он много.
В день приезда почетного гостя из других гостей были только двое: я и Владимир Павлович
Ютанов. И вот сидим мы вокруг стола. Кончился обед. Елена Алексеевна хлопотала с чаем. Сергей
Стр.1