И. А. Гончаров.
Светский человек,
или Руководство к познанию правил общежития,
составленное Д. И. Соколовым. СПб., 1847.
---------------------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь.
---------------------------------------------------------------------------На
свете, кажется, всего мудренее - простота. Странно, а между тем
справедливо. Человеку, видно, на роду написано - добираться до простоты,
или истины, или естественности не иначе как путем заблуждений, неловкостей,
ошибок, мудреных скачков и потом, по достижении простой, истинной стороны
дела, только дивиться, что яйцо так легко ставилось на гладком месте.
Иногда дело так ясно, что простота его кидается в глаза, а мы, как будто
нарочно, заходим с трудной или фальшивой стороны, чтоб задать себе мудреную
задачу, и потом ломаем голову над ее решением. Что, например, кажется,
простее, как быть между порядочными, образованными, вежливыми и умными
людьми? Что легче, как прийти в общество этих людей, сесть свободно на
удобной мебели, говорить, играть в карты или танцевать, пить, есть и
уехать, оставя по себе приятное впечатление? Так просто, легко, а мы и тут
из уменья жить в людях, или так называемом свете, сделали мудреную науку,
которая не всем дается, многим не дается всю жизнь и дается вполне очень
немногим.
Нет ничего смешнее вступления в свет новичка, являющегося туда прямо
со школьной скамьи или, еще хуже, из деревенской глуши. Его ослепляет и
яркий свет комнаты, и нога его зацепляет за ковры или скользит по паркету.
Углы у столов мешают ему - они так и тянутся к нему, - один угол точно
нарочно вытянулся вдвое длиннее других и просит задеть. И он заденет. А в
лесу, где ни следа, ни тропинки, он пройдет ловко, искусно уклоняясь от
каждого сучка. Поднос с чашками как будто сам носится у него под локтем, и
нет средства не опрокинуть его - и он опрокинет. Он двумя пальцами
поднимает пудовую гирю над головой, а тут иногда не сдержит чайной чашки в
руках. Его обдает ужас: там вон на него устремила пристальный взгляд
элегантная дама, и у него мурашки побежали по телу... пусть бы уж лучше в
него прицелились из ружья; тут подходит к нему изящно одетый лев, а ему
лучше - если б настоящий медведь подошел к нему в лесу. Он смотрит на эту
даму и на этого льва не как на равных себе людей, а как на существа если не
высшего, то особого разряда. Его губит или излишнее самолюбие, или излишняя
скромность. Ему хочется показать, что он не уступит никому в светскости,
ловкости и любезности: одушевленный этим желанием, он начинает творить бог
знает что. Или, напротив, ему покажется, что всё, что он делал до сих пор,
его приемы, голос, походка - никуда не годятся, - и нос, и губы - всё не на
своем месте. Он вдруг приходит в ужас от собственной своей особы и начинает
ее переиначивать, то вдруг состроит
"Ревизоре" говорит, хоть святых вон понеси, то с испугу положит руки туда,
где им вовсе лежать не следует; а
такое лицо, что, как городничий в
когда заговорит, то так несвободно
ворочает языком, что как будто над головой его висит дамоклесов меч: он
теряется, не знает, что делать. За столом, при первом случайном на него
взгляде его визави, он вдруг начинает жевать иначе, нежели как жевал 30 или
40 лет до этой минуты; проглотив сразу тоненький ломоть хлеба, он не знает,
спросить ли еще или продолжать есть без хлеба, следует ли брать все блюда,
или приличие требует отказаться от некоторых; ему нальют чай без сахару -
Стр.1