Герцен Александр Иванович
Дневник 1842--1845 <...> Писал к Дубельту, чтоб уведомить его об отставке 10. <...> Что за огромное здание воздвигнула философия XVIII века, у одной двери которого блестящий,
язвительный Вольтер как переход от двора Людвига XIV к царству разума и у другой мрачный Руссо,
полубезумный, наконец, но полный любви, и остроты которого не выражали ни остроумия резкого, ни
родства с grand siècle {великим веком (франц.) <...> Для того, чтобы симпатизировать с ним, надобно было показать ему всю мощь свою (Гёте,
Гегель). <...> Странное сближение, читал на днях "Прометея" Эсхилова и "Двое Фоскари" Байрона. <...> Два лица остаются глубоко впечатленными в душе после чтения "Фоскари" -- дож и Марина. <...> В
мрачных, конвульсивных созданиях Байрона старик Фоскари святой, доблестный, спокойный и великий, а
она южная по натуре, необузданная в страстях и сильная именно по-южному. <...> Вся жизнь ее до свадьбы была мученье, два года счастья и потом новые мученья -- физические. <...> Он привез "Мертвые души" Гоголя 32, -- удивительная книга, горький упрек современной Руси,
но не безнадежный. <...> Грустно в мире
Чичикова, так, как грустно нам в самом деле, и там и тут одно утешение в вере и уповании на будущее; но
веру эту отрицать нельзя, и она не просто романтическое упование ins Blaue {ввысь (нем.) <...> Огарев понимает ясно, когда брак есть что-нибудь и когда он
делается нелепой формой, взаимным рабством, отвратительным соединением гетерогенного, такой брак in
facto {по существу (лат.) <...> Дубельт не находит возможным делать
представление, находя бесполезным, ибо по всем прочим обо мне государь отказал (вероятно ли??!), и
предлагает последнее средство: писать Наташе к императрице, и притом с тем же нарочным. <...> И иначе он не мог назвать; не
ревизские -- мертвые души, а все эти Ноздревы, Маниловы и tutti quanti {все им подобные (итал.) <...> Им философия германская выступает из аудитории в жизнь, становится
социальна, революционна, получает плоть и, след., прямое <...>
Дневник_1842-1845.pdf
Герцен Александр Иванович
Дневник 1842--1845
А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах.
Том второй. Статьи и фельетоны 1841--1846. Дневник 1842--1845
М., Издательство Академии Наук СССР, 1954
Дополнение:
Том тридцатый. Книга вторая. Письма 1869--1870 годов. Дополнения к изданию.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1965
OCR Ловецкая Т.Ю.
ДНЕВНИК
с 25 марта 1842
Новгород.
1842 г.
25 марта. Тридцать лет! Половина жизни. Двенадцать лет ребячества, четыре школьничества,
шесть юности и восемь лет гонений, преследований, ссылок. И хорошо и грустно смотреть назад. Дружба,
любовь и внутренняя жизнь искупают многое. Но, признаюсь, беспрерывные гонения и оскорбления
нашли средство причинять ужасную боль, и при слове 30 лет становится страшно,-- пора, пора отдохнуть.
Я наверно отслужил свои 15 лет, могу идти в бессрочно отпускные. Даже и 25, если считать годы вдвое,
как у моряков за кампанию.
26. Вчера получил весть о кончине Михаила Федоровича Орлова1. Горе и пуще бездейственная
косность подъедает геркулесовские силы, он, верно, прожил бы еще лет 25 при других обстоятельствах.
Жаль его. Эта новость, пришедшая в день моего рождения aviso {как предупреждение (итал.) -- Ред.}.
Memento mori {Помни о смерти (лат.).-- Ред.} в одном отношении и vivere mémento {помни о жизни
(лат.).-- Ред.} в другом. Пример перед глазами.
Я никогда не считал Михаила Федоровича ни великим политиком, ни истинно опасным
демагогом, ни даже человеком тех огромных способностей, как о нем была fama {молва (лат.).-- Ред.}. Но
он имел в себе много привлекательного, благородного, начиная с наружности до обращения и пр. Он был
человек между московскими аристократами, исполненный предрассудков, отсталый от нового поколения,
упорно державшийся теорий репрезентативности {представительности, от représentatif (франц.).-- Ред.},
как они были постановлены в конце прошлого и начале нынешнего века, и выдумывавший свои теории,
дивившие своей неосновательностью. Молодое поколение кланялось ему, но шло мимо, и он с горестию
замечал это. Я был лет 19, познакомившись с ним. Тогда он еще был красавец, "чело, как череп голый"2,
античная голова, оживленные черты и высокий рост придавали ему истинно что-то мощное. Именно с
такой наружностию можно увлекать людей. Возвращенный из ссылки, но непрощенный, он был в очень
затруднительном положении в Москве. Снедаемый самолюбием и жаждой деятельности, он был похож на
льва, сидящего в клетке и не смевшего даже рычать; faute de mieux {за отсутствием лучшего (франц.).-Ред.}
он окружил себя небольшим кругом знакомых и проповедовал там свои теории; главное лицо по
талантам и странностям занимал в этом кругу Чаадаев. Подавленное честолюбие, глубокая уверенность,
что он мог бы действовать с блеском на высших правительственных местах, и воспоминание прошедшего,
желание сохранить его как нечто святое ставило Орлова в беспрерывное колебание. "Стереть прошедшее"
и явиться кающейся Магдалиной,-- говорил один голос; "не сходить с величественного пьедестала,
который дан ему прошедшим интересом и оставаться окруженным ореолой оппозиционности",-- говорил
другой голос. От этого Орлов делал беспрерывные ошибки. Вовсе без нужды и без пользы, громогласно
иной раз унижался -- и приобретал один стыд. Ибо те, перед которыми он это делал, не доверяли ему, а те,
которые были свидетелями, теряли уважение. Правительство смотрело на него как на закоснелого
либерала и притом как на бесхарактерного человека; а либералы -- как на изменника своим правилам,
даже легкое наказание его, в сравнении с другими декабристами, не нравилось. И в самом деле, неприятно
Стр.1