Почти предопределена в этом случае и суннитская исламская радикализация в Турции, в последние годы с немалым трудом выстраивающей «дружественные» связи с Дамаском и Тегераном. <...> Отделение Южного Судана от Северного, ставшее легитимным международно признанным фактом по итогам январского референдума 2011 г., помимо прочих своих последствий поставило перед современными исследователями два, казалось бы, простых вопроса: а существовал ли, пусть кратковременно, в интересующую нас эпоху суданской независимости по-настоящему подлинно единый Судан и в чем была его суть? <...> Иначе говоря, когда, с какого момента независимый Судан перестал быть реально одним государством, и что в таком случае составляло содержание этого единства? <...> На него, как явствует анализ фактов, почерпнутых из источников, приведенных нами, сейчас существуют два диаметрально противоположных ответа. <...> Первый вариант ответа утверждает, что реальное единство существовало, пока его окончательно не подорвало своими террористическими методами южносуданское сепаратистское движение, взращенное западными державами и всегда занимавшее на 174 политической арене чересчур крайне радикальные позиции, что максимально затрудняло для центральных властей продуктивный диалог с ним о судьбах страны. <...> Второй, напротив, гласит, что никакого живого, а не официально-фальшивого, единения в Судане никогда не было (это чуть ли не миф, нарочно созданный Хартумом), и повстанческое движение на Юге – всего лишь вынужденная реакция на нежелание центральных властей строить подлинное суданское общество и государство, не разделяемые никакими религиозно-расовыми предрассудками. <...> В свете последних событий (январский референдум о самоопределении Южного Судана, подготовка к провозглашению 9 июля 2011 г. независимого южносуданского государства) может показаться, что Джон Гарант и его сторонники были абсолютно правы, когда утверждали: «Эти правительства (т.е. Хартум <...>