М. И. Назаренко
ТИПЫ И ПРОТОТИПЫ В КОМЕДИИ "НЕДОРОСЛЬ"
Статья публикуется с разрешения автора
Оригинал здесь: Типы и прототипы в комедии "Недоросль"
В ходе бытования классического текста, претендующего на создание картины определенной
эпохи, рано или поздно возникает вопрос о прототипах героев и реальных источниках сюжетных
ситуаций.
Соотношение типа и прототипа - безусловно, важное для понимания художественного
произведения - меняется от одной культурной эпохи к другой, а вместе с ним изменяются критерии
оценки и интерпретации текста. Попытки наивно-генетического объяснения того, что послужило толчком
для возникновения того или иного культурного явления, свидетельствуют, что изначальный контекст уже
утерян. Вспомним бесконечные поиски прототипов Евгения Онегина и Татьяны Лариной, которые
актуализируются или в те времена, когда утрачена живая связь с культурой пушкинской поры, или как
противовес попыткам академического рассмотрения генезиса образов. Не менее ярким примером может
служить эволюция поисков "безыменной любви" Пушкина, завершением которых стала точка зрения
Ю.Лотмана, видевшего в неназванной деве не реальное лицо, а литературную условность.
Можно предположить, что последовательное рассмотрение всех "кандидатов в прототипы"
фонвизинских героев - и конкретных лиц, и социальных групп - позволит не только определить
закономерности того, как изменялось восприятие комедии за два века, но и показать, как изменялись за
это время представления о художественной типизации. Хотя история восприятия "Недоросля" хорошо
изучена [Бараг 1940; Шамес 1958], до сих пор в литературоведении не было попыток такого рода
систематического описания.
Современников любого писателя "прототипичность" текста интересует только в двух случаях:
1) он очевиднейшим образом написан "Ю clef", то есть в нем выведены реальные лица, которые
могут быть известны читателю (не столь важно - любому читателю или представителю той же культурной
и профессиональной среды, что и автор),
2) "скандальное", "сенсационное" содержание подталкивает к предположениям о том, с кем и
когда произошли эти события (как это было с "Госпожой Бовари").
Если же не происходит ни того, ни другого, то сведения о возможных прототипах остаются на
уровне "домашних" слухов, и вспоминают их, только когда книга становится классикой, то есть -
удаляется на достаточное временное расстояние и требует комментирования. Именно так произошло и с
"Недорослем".
1-й этап восприятия текста - последние десятилетия XVIII в.
Общеизвестно, что в русской литературе этого времени противостояли два понятия о целях
сатиры. С некоторой долей условности их можно назвать "новиковским" и "екатерининским" - "сатира на
лица" и "сатира на пороки". В литературоведении не раз было показано, что обе стороны нарушали свои
абстрактные принципы: сатира Н.Новикова стремилась к обобщениям (более социальным, нежели
общечеловеческим), Екатерина же выводила на сцене неугодных ей придворных. По сути, полемика
велась не о том, можно ли осмеивать конкретных и узнаваемых лиц, но о том, кому можно это делать и
кого можно изображать.
П.Вяземский в книге о Фонвизине приводит отзыв Новикова на пьесу В.Лукина: "Сочинитель ввел
в свою комедию два смешные подлинника, которых представлявшие актеры весьма искусным живым
подражанием, выговором, ужимками и телодвижениями, также и сходственным к тому платьем, зрителей
весьма смешили". "Сей отзыв просвещенного Новикова, - комментирует Вяземский [1848: 194], -
доказывает, что подобные личности были не только терпимы на театре нашем и угодны публике, но и не
оскорбляли нравственного чувства, за которое в противном случае он бы вступился".
Стр.1