Эхо В ожидании развязки Рубрику ведет Лев Аннинский Беда не в дураках и не в дорогах. <...> Дмитрий Мизгулин Без карамзинской шуточки сегодня, кажется, не обходится ни один уважающий себя автор. <...> Полвека назад было иначе: за такую шуточку могли и на ковер вызвать, ибо ковер был олицетворением дороги в светлое будущее, а если иные дураки этого не понимали, то пеняли на себя. <...> Так что уместнее лирическому герою шлепать по этим трассам плицами паро ходными, чем пылить подметками пешеходными; стартовый пункт тут — не станция с коновязью, а причал, от которого зовет вдаль «реки крылатая стремнина». <...> Дорогу, завещанную нам знаменитым русским путешественником, у Мизгулина покрывает «слякотная грязь», что до некоторой степени понятно в контексте ХантыМансийской округи, где поэт обрел поле деятельности и откуда разнеслась по России его литера турная известность: по тайге не побегаешь, приходится брести. <...> И это просто, как просты матюги избирателей, дерущихся у пивного павильона в праздник выборов, или как глубокомысленности олигарха и вождя, хлещущих водку и режущих правдуматку: в этой беседе каждый сам себе дурак. <...> Интереснее и сложнее амплуа дурака в глубинах народного сознания, откуда и извлекает Мизгулин следующий замечательный сюжет: Взовьются зоркие метели В рождественской ночи, И обезумевший Емеля Промчится на печи, — Ужо мне попадетесь, суки! <...> Интересно, что Мизгулин вовсе не пересказывает нам сказку с мыслью научить (или отучить) жить по щучьему веленью; сказка лишь поблескивает в контексте стиха, и это уже рука мастера: выросший в мареве легенд и лозунгов лирический герой остается в этом мареве навсегда, но вспоминает без всякого благоговенья, так что не сразу сообразишь, как… <...> Впрочем, сообразишь, если вырос в том же тумане: «Хватало и зрелищ, и хлеба, и счастие — полной рекой. <...> Еще один пробуждающий память мотив: «Песня о Встречном»: «Мы снова счастливыми стали, а жизнь и светла, и легка, и манит <...>