Подробное чтение Ольга Балла Опровергая иллюзию смерти Евгений Водолазкин. <...> Одно только непонятно: с чего вдруг читатели «Лавра» решили, что этот текст — «постмодернистский»? <...> Второй, после «Соловь¸ва и Ларионова», роман Евгения Водолазкина, конечно, — отчетливо и открыто ироничный (чего не отменяют ни серьезность иных эпизодов, ни их трагичность, ни часто сопутствующая тому и другому подробная — иногда до мучительного, натуралистичность и физиологичность). <...> Называя его «постмодернистским»1 (а это — одно из самых частых обозначений «Лавра» в сетевых откликах на него), многие, скорее всего, имели в виду именно это — забывая, вероятно, о том, что ирония была важнейшим интеллектуальным инструментом еще для иенских романтиков, которых, в свою очередь, не упрекнешь ни в каком «постмодернизме» — простецки понятом как, например, безразборный эклектизм и признание всех ценностей условными, относительными, а стало быть, и не слишком значимыми. <...> И у Водолазкина она — отнюдь не ерническая и уж никак не пустопорожняя, а та самая, шлегелевская, которая содержит в себе и «вызывает в нас чувство невозможности и необходимости всей полноты высказывания»2 мости. <...> . Одновременно, заметим: невозможности и необходиКогда это, собственно, взаимоотношения человека с Богом — будучи приняты совсем всерьез — характеризовались чем-то иным, нежели это неустранимо-напряженное сочетание невозможности и необходимости? <...> На некоторые вещи, то есть — и главные, коренные вещи жизни как раз таковы — как на солнце, прямо, не рискуя выжечь себе глаза, не взглянешь — просто уже потому, что такова человеческая размерность и человеческая оптика. <...> Между тем, что касается «Лавра», то один из его рецензентов, Павел Басинский, кажется, совершенно прав: этот текст — именно благодаря своей иронии и игре — счастливо избавлен от фальшивых интонаций3 . <...> Это — тот самый (и такой ли уж парадоксальный?) случай, когда уклончивость оказывается прямым <...>