Григорий Данилевский. Жизнь через сто лет
----------------------------------------------------------------------Оригинал
здесь: Библиотека Михаила Яновского
----------------------------------------------------------------------"Еще
никто не видел моего лица".
Древняя надпись на статуе Изиды.
Настоящий рассказ относится к нынешнему веку, а именно, к 1868 году.
Некто Порошин, молодой человек лет двадцати пяти, шести, черноволосый,
сухощавый, бледный и красивый, незадолго до времени, которого касается этот
рассказ,
кончил курс в московском университете, где избег тогдашних
волнений молодежи, вследствие особого склада своей природы. Все его
помыслы, стремления и привязанности вращались в особом, заколдованном
кругу, который можно бы назвать "идеальным", в обширном значении этого
слова. Он читал философов, деистов, но рядом с ними и натуралистов, -
последних - для сравнения с первыми.
Жадно пробегая в газетах известия о сверхъестественных явлениях,
сомнамбулистах и медиумах, он сам, впрочем, не верил в
призраках,
практический сомнамбулизм и медиумизм, особенно в те его проявления,
которые трактуются и публично показываются шарлатанами вроде Юма, Бредифа,
Следа, братьев Эдди и других фокусников этого пошиба.
Приехав в 1868 г. в Париж, для поправления своего вообще расстроенного
и слабого здоровья, Порошин посещал лекции разных ученых, но не пропускал и
других диковинок, в том числе фантастических вечеров, вроде сеансов
Робер-Гудена и ему подобных, где показывались опыты так называемой высшей
физики, явления спектров, ясновидения и прочие трансцендентальные затеи,
где он наблюдал за тем, как ловкие, умные и вообще всегда весьма милые
французские фокусники-шарлатаны морочат уличную, пресыщенную другими
удовольствиями толпу.
Однажды Порошин сидел в зале такого физика. На сцене битла усыплена
какая-то белокурая девица, читавшая запечатанные письма и диктовавшая
рецепты больным из публики. Все шло хорошо, как по маслу. Щеголеватый
профессор сомнамбулизма, во фраке, в белом галстуке и таких же перчатках,
щебетал с кафедры перед спящею ясновидящей, сыпля именами новейших светил
реальной философии и путая, по обычаю французов, Шопенгауэра с Гартманом, и
Штрауса с Фейербахом. Становилось очень скучно. В зале была давка и духота.
Лампы тускло освещали море голов. И в то время, когда Порошин уже хотел
уезжать, одна из этих голов, в красной восточной феске, шевельнулась среди
публики, и из ее уст послышался резкий голос:
- Это шарлатанство, надувательство грубого вида!
Все всполошились, оглянулись. Профессор смутился.
- Грубый обман и ложь! - повторил громко человек с красивым смуглым и
умным лицом: -публика должна протестовать...
- Кто вы? - спросил хозяин вечера: - так не смущают зрителей! Если вы
не верите в опыты ясновидения, зачем сюда пришли? зачем платили деньги?
Можете их получить обратно...
- Шарлатанство! - твердил тот же восточный человек, очевидно армянин:
я говорю не против сомнамбулизма, а против таких обманов, какие
-
разыгрываются здесь... Вы усыпили свою соучастницу. Она не спит, а потому
такая же обманщица, извините, как вы... Но я верю в ясновидение, - я его
поклонник и занимаюсь им давно...
В публике, смешанной с подставными, очевидно, наемными зрителями,
comperes, поднялся невообразимый шум. Армянин в феске вскочил на стул,
показал руками, что хочет говорить.
- Но я верю в могучую, беспредельно великую силу сомнамбулизма, -
смело продолжал армянин ломаным французским языком, когда все затихло: - я
сам владею даром усыпления... И вот доказательство...
- Вон его, за дверь! долой! кричали подставные клакеры, с красными,
вспотевшими лицами.
- Пусть говорит, пусть делает опыт по-своему! - кричали другие из
зрителей, толпясь к сцене.
Сконфуженный, с измятым галстуком и распоротой в давке фалдой фрака,
взъерошенный маг-профессор, с своим помощником, возвратился на кафедру.
Туда же дал пройти и человеку в феске.
Стр.1