Георгий Чулков
ГОДЫ СТРАНСТВИЙ
«Факелы»
Оригинал находится здесь: Серебряного века силуэт... <...> Положение мое было тем драматичнее, что меня все знали как одного из руководителей
«Вопросов жизни», а этот журнал для интеллигентов был как бельмо на глазу. <...> С большим трудом устроился я в театральном отделе газеты
«Товарищ», где я стал писать рецензии1. <...> Жалование, впрочем, в качестве заведующего
театральным отделом получал не я, а другой литератор, а я довольствовался построчной
платой, но зато я нашел трибуну для проповеди символизма на подмостках театров, а мой
патрон2 не очень мешал мне в этом деле, за что я ему до сих пор признателен. <...> Скоро я
сделался bete noire* для петербургского театрального мира. <...> Этим моим рецензентским
опытам и тогдашнему театру я посвящу одну из следующих глав, а сейчас расскажу о судьбе
«Факелов» и моего «мистического анархизма». <...> Я чувствовал, что мои мысли как-то увядают и тускнеют, когда их воспринимает
какой-то не совсем мне понятный слушатель и читатель. <...> Я сделал слишком сильные психологические ударения на отрицании и слишком тихо и
полувнятно произносил ответственные слова об утверждении. <...> И надо признаться, что корни моего тогдашнего мистического анархизма уходили все-таки в
декадентство. <...>
Декадентство и революция! <...> — Да ведь это
все тот же бунт во имя утверждения личности, ее независимости, ее свободы; тут социальное
входит в соприкосновение с индивидуальным». <...> Наши интеллигенты не угадали значения и значительности русского декадентства. <...> Им
казалось, что на Западе естественно появление декадентов, ибо там они — плод давней
культуры и буржуазного общества, утомленного этой давнею культурою, а в России как
будто и нет почвы для этих махровых и ядовитых поэтических цветов5. <...> Ошибка наших интеллигентов заключалась в том, что они недооценивали или — даже вернее
— проглядели <...>
Факелы.pdf
Георгий Чулков
ГОДЫ СТРАНСТВИЙ
«Факелы»
Оригинал находится здесь: Серебряного века силуэт...
I
Когда закрылась «Вопросы жизни», я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами.
Всецело занятый журналом и «с головой ушедший» в тогдашние идейные споры, я по
рассеянности забыл устроить себе сносную житейскую обстановку и как-нибудь наладить
более или менее прочный быт. Лишившись скромного редакторского жалования, я оказался
без крова и без пищи.
Положение мое было тем драматичнее, что меня все знали как одного из руководителей
«Вопросов жизни», а этот журнал для интеллигентов был как бельмо на глазу. К тому же я
привык печатать все, что хочу, не считаясь с иными вкусами и предубеждениями. И куда
понес бы я тогда свои произведения? Почти все журналы, пережившие благополучно
кончину «Вопросов жизни», полемизировали с нашим журналом, и я сам метал стрелы во все
стороны, не скупясь на сарказм. С большим трудом устроился я в театральном отделе газеты
«Товарищ», где я стал писать рецензии1.Жалование, впрочем, в качестве заведующего
театральным отделом получал не я, а другой литератор, а я довольствовался построчной
платой, но зато я нашел трибуну для проповеди символизма на подмостках театров, а мой
патрон2 не очень мешал мне в этом деле, за что я ему до сих пор признателен. Скоро я
сделался bete noire* для петербургского театрального мира. Этим моим рецензентским
опытам и тогдашнему театру я посвящу одну из следующих глав, а сейчас расскажу о судьбе
«Факелов» и моего «мистического анархизма».
В те годы—1906 и 1907,—несмотря на то, что я вовсе не успел тогда обосновать и развить,
как следует. мои мысли о «последнем освобождении», они встречали очень горячий отклик
среди молодежи. Насмешливая и злобная журнальная полемика со мною, почти ежедневные
газетные выпады и даже травля меня некоторыми недавними моими литературными
товарищами3 нисколько не умаляли моей тогдашней популярности.
Мои публичные лекции собирали толпы моих почитателей.Меня встречали и провожали
овациями. Но должен признаться, что этот «успех» не только меня не радовал, но смущал и
даже пугал. Я чувствовал, что мои мысли как-то увядают и тускнеют, когда их воспринимает
какой-то не совсем мне понятный слушатель и читатель. Я сам, конечно, был в этом виноват.
Я сделал слишком сильные психологические ударения на отрицании и слишком тихо и
полувнятно произносил ответственные слова об утверждении.
И надо признаться, что корни моего тогдашнего мистического анархизма уходили все-таки в
декадентство. А эта почва ненадежная—и, вернее, это вовсе даже не почва, а самая жуткая
беспочвенность. Все это было очень связано с концом петербургского периода нашей
истории и с надвигавшейся революцией.
Стр.1