» При чтении этого замечательного повествования хотелось бы только поражаться глубине и точности зарисовок. <...> И не только картинам концлагерной жизни или описаниям вымиравшего в годы голода крестьянства. <...> Автор с необычайной прозорливостью указал на Ленина как на источник зла, на создателя тоталитарного строя. <...> Всё это вырвалось на страницы его книги бурным и порою противоречивым потоком. <...> Такая же судьба постигла некоторые писания Андрея Амальрика и многих других: спорные исторические предпосылки, еще более спорные исторические выводы. <...> Ведь ныне покойного Василия Гроссмана не переубедишь? <...> Ведь, быть может, некоторые уточнения и доводы дойдут до тех, которые теперь в России задумываются над прошлым, настоящим и будущим нашей страны. <...> Гроссман пишет, например, что Россия — «великая раба», с тысячелетней рабской психологией и душой. <...> Но такие мысли теперь гораздо более чреваты опасными выводами, чем в далекие, патриархальные некрасовские вреВас. <...> Если Россия — вечная раба и ни к чему иному, чем к рабскому состоянию, не приспособлена, то, быть может, и никакой иной строй, чем тоталитарный, в нашей стране невозможен? <...> Тогда вообще есть ли смысл против нынешнего строя бороться? <...> Эти сомнения еще более усиливаются у рядового читателя, когда автор описывает в поэтической форме (но не изжив в себе влияния советских мифов) условия, в которых Ленин пришел к власти в 1917 году: «Подобно женихам прошли перед юной Россией, сбросившей цепи царизма, десятки, а может быть, и сотни революционных учений, верований, лидеров партий, пророчеств, программ. <...> Великая раба остановила свой ищущий, сомневающийся, оценивающий взгляд на Ленине. <...> Если спуститься с поэтических высот к сухим историческим данным, то сказать можно многое: хотя бы то, что предполагаемая «великая раба», при выборах в Учредительное собрание осенью 1917 года, остановила свой взгляд совсем не на большевиках Ленина, а на правых эсерах, получивших значительное <...>