За двадцать пять лет работы (его первый роман "Прямая линия" датирован 1965 годом) Маканин стал этакой суперзвездой советской критики, на все лады толкующей его 144 творчество. <...> Нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь заметного критика, правого, левого ли толка, который хоть раз не высказался бы относительно маканинской прозы: Лев Аннинский, Владимир Бондаренко, Игорь Дедков, Наталья Иванова, Алла Марченко, Инна Соловьева, дуэт Пискуновых - называю лишь самых приметных. <...> Что ж, каждый пишет, как он слышит, - только проза Маканина этим отнюдь не исчерпывается . <...> При этом щемящая тоска по оставленным местам, по старому поселку создавала абстрактно-противоречивый фон, придававший городской прозе начинающего Маканина оттенок некоторого своеобразия. <...> Маканин не относится к числу литераторов, охотно дающих интервью, поясняющих, в какие часы утра ему лучше всего пишется и что именно он хотел сказать образом, положим, поэтессы Алевтины. <...> Наиболее внятно высказался Маканин о писательском ремесле в "Голосах", повести, которую можно назвать программной. <...> Голосом 149 может стать что угодно: "голос несет в себе желтые вершины гор или степь или Курский вокзал, он несет в себе ту или иную боль, то или иное поразившее тебя, но вполне конкретное человеческое лицо, конкретно улицу или конкретно поселок. <...> Это стремление отразилось и в построении повести, с ее удивительно четко и изящно выдержанной рамочной конструкцией: начинаясь с рассказа о короткой жизни и жестокой смерти тринадцатилетнего Кольки Мистера, повесть кончается обобщенным образом ухода человечества, когда моющиеся в бане старики, застигнутые автором в момент обнажения немощной старческой плоти, неспешно, один за другим скрываются в парилке. <...> Сквозной миф маканинского творчества, вообще чрезвычайно богатого взаимопересечениями, пронизанного как бы общим током, это, несомненно, старый поселок, что-то вроде святого Грааля, которого взыску ют и к которому никак <...>