Предметом рассмотрения в данной статье стало преломление популярной христианской легенды о Cв. <...> Георгия и совершенный им подвиг становятся тем нравственным идеалом, которому стремятся соответствовать персонажи. <...> Но послереволюционное гражданское противостояние, идеологические проблемы мешают героям выполнить свой долг, что приводит их к трагическому разладу с самими собой и с миром. <...> Георгии в русской литературе ХХ в., пронизанной трагическими мировоззренческими конфликтами, наполненной жаждой взыскания истины, утверждения нравственного идеала. <...> – М.А. Шолоховым («Тихий Дон»), Б.Л. Пастернаком («Доктор Живаго»), Л.М. Леоновым («Evgenia Ivanovna»), использующим «вечный сюжет» для осмысления непростой постреволюционной ситуации, для раскрытия универсального философского содержания драматических поступков, совершаемых раздираемыми противоречиями героями. <...> В контексте избранной нами темы отметим, что отсылки к георгианскому образцу заявлены в центральном персонаже эпопеи, Григории Мелехове, изначально. <...> Это и фонетическое подобие имен Георгий/Григорий, и чисто внешнее сходство Григория с иконографическим каноном изображения святого (молодой человек «восточного типа» с темными кудрявыми волосами). <...> Но только в III томе эпопеи, в разгар Гражданской войны и знаменитых «метаний» Григория эти признаки актуализируются в его образе. <...> Прежде всего, по наблюдениям А.М. Минаковой, именно в период гражданской междоусобицы Григорий реализует архетип всадника-воина2. <...> Георгий в культурном сознании осмысляется прежде всего как воин-всадник, сражающийся с чудищем во славу Бога. <...> В том же III томе Шолохов упоминает и казацкую легенду, по которой Георгий-Егорий считается «чистым донским, родом с низовой станицы» казаком3. <...> Георгия, чуда о Змие и девице, разработанное еще в эпоху средневековья и повлиявшее на иконографию «Чуда», построено по тому же принципу – непорочная Дева (невеста) олицетворяет собой сообщество <...>