Иван Алексеевич Бунин
БЕЗУМНЫЙ ХУДОЖНИК
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Золотилось солнце на востоке, за туманной синью далеких лесов, за белой снежной
низменностью, на которую глядел с невысокого горного берега древний русский город. Был канун
Рождества, бодрое утро с легким морозом и инеем.
Только что пришел петроградский поезд: в гору, по наезженному снегу, от железнодорожной
станции, тянулись извозчики, с седоками и без седоков.
В старой большой гостинице на просторной площади, против старых торговых рядов, было тихо
и пусто, прибрано к празднику. Гостей не ждали. Но вот к крыльцу подъехал господин в пенсне, с
изумленными глазами, в черном бархатном берете, из-под которого падали зеленоватые кудри, и в
длинной дохе блестящего каштанового меха.
Рыжий бородач на козлах притворно крякал, желая показать, что он промерз, что следует
набавить ему. Седок не обратил на него внимания, предоставив расплатиться с ним гостинице.
- Ведите меня в самый светлый номер, - громко сказал он, торжественым шагом следуя по
широкому коридору за молодым коридорным, несшим его дорогой заграничный чемодан. - Я художник,
- сказал он, - но на этот раз мне не нужна комната на север. Отнюдь нет!
Коридорный распахнул дверь в номер первый, самый почетный, состоявший из прихожей и двух
обширных комнат, где окна были, однако, невелики и очень глубоки, по причине толстых стен. В
комнатах было тепло, уютно и спокойно, янтарно от солнца, смягченного инеем на нижних стеклах.
Осторожно опустив чемодан на ковер посередине приемной, коридорный, молодой малый с умными
веселыми глазами, остановился в ожидании паспорта и приказаний. Художник, ростом невысокий,
юношески легкий вопреки своему возрасту, в берете и бархатной куртке, прошелся из угла в угол и,
сронив движением бровей пенсне, потер белыми, точно алебастровыми руками свое бледное!
измученное лицо. Потом странно посмотрел на слугу невидящим взором очень близорукого и
рассеянного человека.
- Двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года! - сказал он. - Эту дату ты
должен запомнить!
- Слушаю-сь, - ответил коридорный.
Художник вынул из бокового кармана куртки золотые часы, мельком, прищурив один глаз,
взглянул на них.
- Ровно половина десятого, - продолжал он, снова устраивая на носу свои стекла. - Я у цели
своего паломничества. Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение! Паспорт я тебе
дам, не беспокойся, но сейчас мне не до паспорта. У меня нет ни одной свободной минуты. Сейчас я
спешу в город, чтобы вернуться ровно в одиннадцать. Я должен завершить дело всей моей жизни. Мой
молодой друг, - сказал он, протягивая к коридорному руку и показывая ему два обручальных кольца, из
которых одно, на мизинце, было женское, - это кольцо - предсмертный завет!
- Так точно, - ответил коридорный.
- И я этот завет исполню! - грозно сказал художник. - Я напишу бессмертную вещь! И я подарю
ее - тебе.
- Покорнейше благодарим, - ответил коридорный.
- Но, любезный, дело в том, что я не взял с собой ни холста, ни красок, - провезти их из-за этой
чудовищной войны было совершенно невозможно. Я надеюсь достать их здесь. Я наконец воплощу все
то, что сводило меня с ума целых два года, а потом так дивно преобразилось в Стокгольме!
Говоря и отчеканивая слова, художник в упор смотрел через пенсне на своего собеседника.
- Весь мир должен узнать и понять это откровение, эту благую весть! - воскликнул он, театрально
взмахнув рукой. - Слышишь? Весь мир! Все!
- Хорошо-с, - ответил коридорный. - Я доложу хозяину.
Художник снова надел доху и направился к двери. Коридорный со всех ног кинулся отворять ее.
Художник важно кивнул ему и зашагал по коридору. На площадке лестницы он приостановился и
добавил:
- В мире, мой друг, нет праздника выше Рождества.
Нет таинства, равного рождению человека. Последний миг кровавого, старого мира! Рождается
Стр.1