Иван Алексеевич Бунин
ЖЕРТВА
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Семен Новиков, живший с братом своим, сухоруким Никоном, Петровками горел. Братья
согласились поделиться, и Семен, выселяясь из Брода, рубил себе избу на большой дороге.
Под Ильин день плотники отпросились ко двору. Надо было ночевать на постройке Семену.
Поужинав вместе с большой семьей брата, в тесноте, среди мух, он закурил трубку, накинул полушубок
и сказал своим:
- У вас тут духота. Пойду на постройку, там ночую.
- Ты хоть собак-то возьми, - ответили ему.
- Вона! - сказал Семен и пошел один.
Ночь была месячная. За думами о будущем дворе Семен и не заметил, как поднялся из села по
широкому прогону на гору и отмахал по большой дороге с версту - до своей запотолоченной, но еще не
покрытой избы, стоявшей на опушке хлебов, в пустом поле, черневшей окнами без рам и тускло
блестевшей против месяца концами свежих бревен по углам, паклей, торчавшей из пазов, и щепой на пороге.
Низкий июльский месяц, поднявшийся за оврагами Брода, был мутен. Теплый свет его рассеивался.
Спелые хлеба тускло, сумрачно белели впереди. А к северу было и совсем хмуро. Там заходила туча.
Мягкий ветер, дувший со всех сторон, иногда усиливался, порывисто бежал по ржам и овсам - и они
сухо, тревожно шелестели. Туча на севере казалась неподвижной, но часто подергивалась золотым
быстрым блеском.
Семен, по привычке сгибаясь, вошел в избу. В ней было темно и душно. Желтый месячный свет,
глядевший в пустоты окон, не мешался с темнотой, только увеличивал ее. Семен кинул полушубок на
стружки посреди избы, как раз на одной из полос света, лег на спину. Пососав потухшую трубку и
подумав еще маленько, заснул.
Но вот понесло в окна ветром, глухо заворчало вдали.
Семен очнулся. Ветер усилился - он бежал теперь по горячечно шумящим хлебам непрерывно, и
свет месяца стал еще тусклей. Семен вышел из избы за угол, в сухо и знойно шуршавшие, бледные, как
саван, овсы, посмотрел на тучу. Она, темно-аспидная, заняла полнеба. Ветер дул прямо в лицо, задирал,
путал волосы и мешал смотреть. Мешали смотреть, слепили и молнии, загоравшиеся все жарче и
грозней. Семен, крестясь, стал на колени: вдали, среди овсяного моря, выделяясь на стене тучи,
двигалась на Семена небольшая толпа, с обнаженными головами, в белых подпоясках, в новых
полушубках, - с трудом несла саженный запрестольный образ древнего письма. Толпа была туманная,
призрачная, но образ виден хорошо - страшный, строгий лик, красневший на черной доске, опаленной
свечами, закапанной воском, окованной старым, сизым серебром.
Ветер разобрал волосы на лбу Семена, приятно отдувая их, - и Семен, в страхе и радости, до
земли поклонился образу. Когда же поднял голову, то увидел, что толпа стоит, неловко держа величаво
откинутый образ, а на туче, как церковная картина, начертался и высится огромный зрак: белобрадый,
могутный Илья в огненном одеянии, сидящий, как бог Саваоф, на мертвенно-синих клубах облаков, а
над ним - две горящих по аспиду зелено-оранжевых радуги. И, блестя очами-молниями, голос свой
сливая с гулом, с громами, сказал Илья:
- Держись прямей, Семен Новиков! Слухайте, князья-хрестьяне, вот я буду судить его,
временнообязанного хрестьянина Елецкого уезда, Предтечевской волости, Семена Новикова.
И все поле, белевшее вокруг, все колосья его вместе с куколем понеслись, побежали вперед,
поклоняясь Илье, и в шуме их сказал Илья:
- Я серчал на тебя, Семен Новиков, желал покарать тебя.
- За что, батюшка? - спросил Семен.
- Непристойно тебе, Семен Новиков, меня, Илью, вспрашивать. Ты должон ответ держать.
- Ну, ин, будь по-твоему, - ответил Семен.
- Позалетошний год я убил молоньей Пантелея, старшого твоего: ты зачем закопал его в землю по
пояс, колдовством воротил его жить?
- Прости, батюшка, - сказал Семен, кланяясь. - Жалко было малого. Рассуди: ведь кормилецпоилец
при старости.
Стр.1