В. Г. Белинский
Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого. Две части
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 5. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1842 -- ноябрь 1843.
Редактор тома М. Я. Поляков. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья С. И. Машинского.
Примечания Г. Г. Елизаветиной.
М., "Художественная литература", 1979.
OCR Бычков М. Н.
ДРАМАТИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ И ПЕРЕВОДЫ Н. А. ПОЛЕВОГО. СПб. В тип. Н. Греча. 1842.
Две части. В 16-ю д. л. В 1-й части -- 435, во II-й -- 589 и XIII стр.
Г-н Полевой сделался драматистом совершенно нечаянно. Если б в то время, когда издавал он
свой "Московский телеграф", в котором с такою энергиею и таким одушевлением преследовал и
уничтожал бездарность и посредственность, если б, говорим мы, в то время кто-нибудь сказал ему, что
некогда он будет писать "драматические представления",-- то, думаем, такое предсказание почел бы он за
обыкновенную выходку оскорбленной и самолюбивой посредственности, которая не хочет, да если б и
хотела,-- не может верить в других продолжительности и неизменности возвышенных убеждений.
Другими словами: он принял бы этих предсказателей за тех людей, которые, с лукавою усмешкою, всегда
говорят пылкому юноше, презирающему пошлыми житейскими проделками и порывающемуся к
осуществлению высшего идеала жизни: "А вот погоди, упрыгаешься -- не то запоешь; мы сами не хуже
тебя горячились в свое время, да вот угомонились же и взялись за ум!" Пылкая юность обыкновенно
презирает такими предсказаниями, но втайне они сердят ее и обдают холодом, заставляющим содрогаться.
Увы! назло пылкой юности, слова этих предсказателей не совсем вздор и ложь, или, лучше сказать, редко,
очень редко вздор и ложь... Нечто вроде этой горькой мысли так ловко и занимательно было развито
самим г. Полевым в его без всяких претензий написанной статейке: "Три дня в двадцати годах" (сцены из
обыкновенной человеческой жизни, в разговорах представленные; см. "Новый живописец общества и
литературы, составленный Николаем Полевым". Москва, 1832, часть III, стр. 119); вот содержание этой
примечательной статейки. Несколько задушевных друзей, за бутылкою вина, мирно беседуют о высокой
цели жизни, о высоком смысле их дружбы. "Мы,-- говорит один из них,-- осмеливаемся причислить себя к
людям, отличенным Зевеса любовию; нам должно прожить не только не делая зла: это участь толпы! -нет,
для нас впереди завидная судьба: действовать и быть полезными другим тем, что дала нам матьприрода
и общая дружба наша, освященная заветом на прекрасное и великое; все мы в одно время
вступили в свет: дадим же руку и поклянемся жить для ближних!" На эту восторженную речь восклицают
все другие: "Клянемся!" Оратор продолжает: "И да будет тот наказан общим всех нас презрением, кто
изменит клятве! Не я изменю, ей первый..." -- И не я, и не я! повторяют все другие. Приятельская беседа
эта происходит накануне разъезда друзей по разным дорогам жизни. Один из них -- поэт и литератор; он
читает отрывки из своих стихотворений, говорит об успехе своих статей: о Лагарповом разборе "Заиры", о
нелепости английской драмы и о преимуществе "Россиады" перед "Генриадою"1. Другого из них метят
друзья в великие полководцы, третий сам смотрит великим дипломатом. Вот, через десять лет после этого
вечера, друзья опять собираются; но это уже не те пылкие молодые люди, с которыми мы познакомились
в первый вечер, назад тому десять лет... Один из них мизантроп и клянет себя, как за слабость, за остаток
любви к людям; другой не бережет своего здоровья, говоря, что "не для чего"; все чувствуют, что отстали
от века, выжили из таланта; действительность поколотила мечты юности их, и они недовольны жизнию,
недовольны друг другом, пересуживают, упрекают один другого в слабостях, недостатках и ошибках. Еще
через десять лет один из них уже сделался "его превосходительством", двое других подличают в его
передней, а третий безуспешно хлопочет у своего превосходительного друга по делу сироты, сына одного
из их друзей, которого хотят ограбить друзья же отца его,-- и о местечке с пустым жалованьем для
другого сироты, сына умершего в доме умалишенных лучшего друга из этого кружка друзей.
Это решительно лучшее из всех "драматических представлений" г-на Полевого, ибо в нем
отразилось человеческое чувство, навеянное думою о жизни; а между тем г. Полевой написал его без
всяких претензий, как безделку, которая не стоила ему труда и которую прочтут -- хорошо, не прочтут -так
и быть! Какая же мысль этого "драматического представления"? Она ясна и без пояснений; но у нас
есть своя мысль на этот предмет,-- мысль, по нашему мнению, достойная того, чтоб какой-нибудь поэт
взял ее в основание целой драмы или целого романа: "Юность есть огонь и свет жизни; каждый человек
Стр.1