В. А.Жуковский
О стихотворениях И. И. Козлова
В. А. Жуковский -- критик / Сост., вступ. ст. и коммент. Ю. М. Прозорова.-- М.: Сов. Россия,
1985.-- (Б-ка русской критики).
OCR Бычков М. Н.
Иван Иванович Козлов кончил болезненную жизнь спою. Около двадцати лет был он прикован к
своей постели, слепый, неподвижный и беспрестанно страждущий; но, глубоко проникнутый смирением
христианским, он переносил бедственную свою участь с терпением удивительным -- и божий промысл,
пославший ему тяжкое испытание, даровал ему в то же время и великую отраду: поразив его болезнию,
разлучившею его навсегда с внешним миром и со всеми его радостями, столь нам изменяющими, открыл
он помрачненному взору его мир внутренний, разнообразный и неизменный, мир поэзии, озаренный
верою, очищенный страданием. Имея память необыкновенную (великое счастие для слепого), Козлов
сохранил во глубине души все свое прошедшее; он жил им в настоящем и до последней минуты сберег
всю свежесть и теплоту любящего сердца. Несчастие сделало его поэтом -- и годы страданий были
самыми деятельными годами ума его. Знавши прежде совершенно французский и италианский языки, он
уже на одре болезни, лишенный зрения, выучился по-английски и по-немецки -- и все, что прочитал он на
сих языках, осталось врезанным в его памяти: он знал наизусть всего Байрона, все поэмы Вальтера
Скотта, лучшие места из Шекспира, так же, как прежде всего Расина, Тасса и главные места из Данта. Но
лучшим и самым постоянным утешением страдальческой его жизни было то, что он с такою же
верностию мог читать на память и все Евангелие, и все наши молитвы, столь спасительные в счастии,
столь отрадные в печали. Таким образом жизнь его, физически разрушенная, при беспрестанном, часто
мучительном чувстве болезни, была разделена между религиею и поэзиею, которые целебным своим
вдохновением заговаривали в нем и душевные скорби, и телесные муки. Но он не был чужд и
обыкновенной ежедневной жизни: все, что делалось в свете, возбуждало его участие -- и он нередко
заботился о внешнем мире с каким-то ребяческим любопытством. С той самой поры, в которую паралич
лишил его и ног и зрения, физические страдания его не только не умолкали, но, беспрестанно усиливаясь,
в последнее время нередко доходили до крайней степени; они, однако, почти не имели влияния на его
душу, которая всегда их побеждала, а в промежутках спокойствия действовала с юношескою свежестию.
Только дней за десять до смерти сильные страдания успокоились, но вместе с ними как будто заснула и
душа. Смерть подошла к нему тихим шагом; он забылся на руках ее, и жизнь его кончилась неприметно
{До последней минуты он сохранил свою память; но связи уже не было в его мыслях. Перестав страдать,
он чувствовал беспрестанно какое-то беспокойство, поминутно требовал к себе жену, дочь и сына: чего-то
у них просил, успокоивался, получив от них ответ, и через минуту опять их кликал. Однажды, услышав
мой голос, он подозвал меня, прочитал мне стих: и мертвый страшен был лицом! и прибавил: вот что
ты завтра здесь увидишь. В последние два дня он не мог уже и говорить; наконец мало-помалу овладел
им сон смертный. (Примеч. В. А.Жуковского.)}.
Поэтические произведения Козлова, плод вдохновения и страдания, известны нашим читателям.
Многие из них ознаменованы печатию благородного дарования; прелесть многих заключается в том, что
они с величайшей верностию выражают правду, состояние души глубоко страждущей, глубоко верующей
и смиренной. Никто не мог читать их без нежного участия к поэту, который, открывая тайну своих
страданий, в то же время и умилял нас, деля с нами те высокие утешения, кои почерпал во глубине
поэтической души своей. Следующая молитва написана им весьма незадолго до смерти; это последний
звук его арфы:
Прости мне, боже, прегрешенья
И дух мой томный обнови;
Дай мне терпеть мои мученья
В надежде, вере и любви.
Не страшны мне мои страданья,
Они залог любви святой;
Но дай, чтоб пламенной душой
Стр.1