Петр Слетов
СМЕЛЫЙ АРГОНАВТ
Это было в городе Санкт-Петербурге.
Это было на Забалканском, в бильярдной. Бильярда было три: один похуже и два очень строгих.
Сюда заходил хозяин, пан Рыбацкий, как в гости. Наведя порядки в смежном помещении - столовойкофейне,
пропустив главную массу обедающих, ущипнув два раза коленку подошедшей к кассе Ядвиги,
любил он взять стакан мазаграна и, тихо посасывая соломинку, подняться на три ступеньки в
бильярдную.
Войдя, раскланивался пан Рыбацкий со всеми наклонением головы и потупленным взором и
перекидывался "парою слов" с посетителями, сохраняя свои обычные манеры графа в изгнании. Затем
подходил к бильярду, где решал искусный маневр Дима Итяков, и всматривался минут пять в игру его
партнера. Дождавшись первого неудачного удара по шару, едва не влезшему в угол, облокачивался пан
Рыбацкий на борт. Затем эффектно постучав хризолитом толстого перстня по медному канту и тем
стяжав общее внимание, оглядывал он победоносно всех по очереди и говорил Димочкиному партнеру:
- Да, вы сделали артистический удар. Это - удар дуэлянта шпагой в сердце. Но... - грустная
улыбка, - это вам не кошелка...
Тут с достоинством, перемешав кусочки льда в студеном кофе, отходил он и присоединялся к
зрителям, кольцом наблюдавшим поучительную Димочкину игру.
На окнах висели толстые ламбрекены, контрабажуры люстр и бра бросали свой рассеянный свет
в воздух, пронизанный табачным дымом и остриями бильярдных киев, скользил беззвучно маркер,
собирая по лузам шары, и по временам громко выкликал:
-Шестьдесят три! В двух больших - партия...
Длились классическая пирамидка, карамболь и ботефон.
В разные дни, разные часы меняла бильярдная свое лицо, как всякое место общественного
значения. В ней меняла свое лицо большая холодная столица, кривляясь привычными гримасами. Но
основной состав посетителей оставался все тем же: студенты, больше технологи, растворяли в своей
среде небольшую группу знатоков и ценителей высокого класса бильярдной игры, сплоченную вокруг
Димы Итякова, носившего, как и все фавориты, уменьшительное имя.
Одним заменяла бильярдная неудачную карьеру, другим - негостеприимную науку, третьим -
отсутствующую или испорченную семью. Безмолвный ли уговор или святость своеобразных традиций,
но личное не всплывало ни в разговорах, ни в поступках. Игра, ее содержание и логика создавали центр,
вокруг которого лепились интересы, игра заслоняла все остальное, и лишь в ее плоскости ухитрялись
решать вопросы искусства, философские и политические.
Так, естественно, стала бильярдная портиком греческого храма, где жрецами были Дима Итяков
и маркер Федор, учителем же философии и теоретиком - журналист Поливанов.
Аудитория завсегдатаев держала мазу за игроков, созерцала, сидя на полужестких диванчиках, и
курила. А Поливанов поучал:
- О юноши, о мужи, у нас накурено, но дух витает чистый, ибо мы одни. Вы видите, боги
благосклонны к нам: ни одна женщина не омрачает наших бесед под этими сводами. В многоопытной
своей мудрости уважаемый хозяин наш Казимир Казимирович не допускает даже к уборке бильярдной
ни Ядвиги, ни кого-либо еще из дев и жен, мало-мальски годных к ласкам и битвам Афродиты.
Поистине, соблюдая свои интересы, заботится он и о наших, ибо не коснулось нас тлетворное женское
дыхание. Что же касается поломойки, то злые языки говорят, что и она двухснастна...
Игроки ходили вокруг бильярдов с киями в руках, в одних жилетах. Дима Итяков играл
очередную партию со случайным посетителем, привлеченным замечательной его игрой, шумела
отдаленно кофейня, за окнами ночевал Санкт-Петербург. И Поливанова слушали плохо, больше следя за
Димой, за каждым его ударом...
Он горбат. Это заметно не всегда, чаще кажется, что он сутул. Он движется среди игроков, он
ходит вокруг бильярда с той уверенностью, с тем достоинством, с каким творят общественные обряды
под десятками внимательных взглядов привычные актеры разных культов. В лице его, в глазах -
спокойное превосходство бесспорной силы, в каждом жесте - та неуловимая и постоянная находчивость,
которая присуща мастеру и знатоку, а по временам далекая улыбка смущения. Длинной, прекрасной,
мягкой, как у ребенка, рукой он хлопает слегка пана Рыбацкого по плечу.
Стр.1