Владимир Шулятиков
Страница прошлого
(По случаю сорокалетней годовщины со дня смерти Н. А. Добролюбова)
"Мы отреклись от писаревщины, мы вернулись к заветам Добролюбова, - говорили передовые
люди конца шестидесятых и начала семидесятых годов. - Если Писарев учил нас заботиться
исключительно о собственном развитии, учил быть черствыми эгоистами, то Добролюбов указывал нам
на наши более высокие обязанности - напоминал нам о нашем долге по отношению к народу".
Писарев и Добролюбов противопоставлялись, таким образом, один другому, как два писателя, не
имеющие между собой решительно ничего общего, как представители двух безусловно враждебных друг
другу направлений: в одном видели только крайнего индивидуалиста, в другом - только народника.
Но, на самом деле, справедливо ли подобное категорическое противопоставление? Так ли далеки
друг от друга оба корифея русской публицистики и литературной критики "реформационной" эпохи?
Относительно Писарева в настоящее время доказано*, что он вовсе не был таким крайним
индивидуалистом, который бы с презрением относился к общественным вопросам, душевный мир
которого был бы закрыт для возвышенных альтруистических чувств и порывов. Мнение о том, будто он
проповедывал черствый эготизм, можно считать легендой.
* См. статью Владимира Каренина в "Научном Обозрении", 1900 г.
В свою очередь, Добролюбов не в такой степени чужд индивидуалистических тенденций, как
обыкновенно принято думать.**
** Указания на его индивидуализм мы находим в статье г. Рафаилова: "Система правды и наши
общественные отношения" (в сборнике "На славном посту"). - Касаясь Добролюбовской теории
"эгоизма", г. Скабичевский не придает этой теории серьезного значения, старается доказать, что,
провозглашая ее, Добролюбов лишь самому себе противоречил. (См. "сочин." А. Скабичевского, т. I, стр.
163, и "Историю новейшей русской литер.", стр. 72).
Напомнить читателям о нем именно, как о теоретике индивидуализма, как о непосредственном
предшественнике Писарева, - такова цель, которую мы ставим себе на нижеследующих страницах.
I
"Подросли новые люди, для которых любовь к истине и честность стремлений уже не в
диковинку. Те понятия и стремления, которые прежде давали титул передового человека, теперь уже
считаются первой и необходимой принадлежностью самой обыкновенной образованности.. Встречая
человека так называемого прогрессивного направления, теперь никто уже не предается удивлению и
восторгу, никто не смотрит ему в глаза с немым благоговением, не жмет ему таинственно руки и не
приглашает шепотом к себе, в кружок избранных людей, - поговорить о том, что неправосудие и рабство
гибельны для государства, Напротив, теперь с невольным, презрительным изумлением останавливаются
перед человеком, который выказывает недостаток сочувствия к гласности, бескорыстию, эмансипации, и
т. н. Теперь даже люди, в душе не любящие прогрессивных идей, должны показывать вид, что любят их,
для того, чтобы иметь доступ в порядочное общество".
Так характеризовал Н. А. Добролюбов ту аудиторию, к которой обращался со своими
критическими статьями: он имел перед собою "новое", "молодое" интеллигентное общество,
необыкновенно многочисленное, одушевленное самыми благими стремлениями. Перед столь
многочисленной и столь прогрессивно-настроенной аудиторией до тех пор не приходилось выступать ни
одному из известнейших критиков публицистов (за исключением автора "Очерков гоголевского периода -
учителя Н. А. Добролюбова").
Но Н. А. Добролюбов не обольщался внешним, столь отрадным видом своей аудитории. На
"молодое" интеллигентное общество он смотрел сквозь призму самого трезвого скептицизма. Он находил,
Стр.1