С.П.Шевырев
О критике вообще и у нас в России
Оригинал здесь -- http://dugward.ru/library/shevyrev/shevyrev_o_kritike.html
Не помню, кто-то давно уже сказал в каком-то альманахе или журнале: "У нас нет еще
словесности, а есть же критика" - и поставил в конце знак восклицания, желая выразить тем, как я думаю,
свое изумление такому будто бы небывалому чуду. Как, в самом деле, есть критика, когда нет
литературных произведений? Что критиковать, когда критиковать нечего? Эта мысль, или лучше фраза,
врезалась как-то невольно в моей памяти, вероятно, по той же причине, по какой случается вам в жизни
помнить резкое слово, сказанное кем-то когда-то. Есть такие выражения и в литературе, которые невольно
помнятся.
Я не вдаюсь теперь в исследование первой половины этой фразы: у нас нет еще словесности! На
этот текст мы недавно читали в одном московском журнале статью, одушевленную огнем и свежею
мыслию, которую приятно было встретить, особенно после долгой отвычки от мыслящего чтения в
журналах. Вывод показался нам резким софизмом; но многие черты и частные обрисовки в этой статье
обнаруживают мнение самобытное. Но об этом после, а скорее к предмету, к другой половине памятной
мне фразы: "у нас есть уже критика". Будь эта половина фразы справедлива, я готов бы был вместо знака
удивления поставить знак радости, если бы такой знак существовал у нас в грамматике. Не знаю, на чем
автор основал это замечание: не на множестве ли критик, которые печатались и печатаются у нас в
журналах? Но в таком случае на его фразу можно отвечать другою фразой: у нас много критик, а есть ли
критика? Критика в русской литературе не должна ли принадлежать еще к числу тех слов в русском
языке, которые употребляются только во множественном числе, а не имеют единственного, как,
например, сани, дрожки и проч.? У нас много критик, а есть ли критика?
Прежде чем буду говорить о том, как я разумею критику, и есть ли она у нас, и если есть, то какая,
я желаю оправдаться перед своими читателями в том, почему я предложил им этот вопрос. Мне кажется,
что это есть вопрос современной важности и один из первых вопросов в нашей литературе. Для того,
чтобы доказать это, возвращаюсь к памятной фразе, с которой я начал, не для того, чтобы начать с чегонибудь...
Может
ли, в самом деле, существовать критика там, где нет еще словесности? Под именем
словесности я разумею, как, вероятно, разумел и автор фразы, выражение национального духа в слове,
выражение образованное и полное. Есть огромная литература одного из замечательнейших народов,
которой история доказывает нам, что это явление быть может. Образованная национальная словесность в
Германии, словесность, восшедшая на степень высокого искусства, началась с блистательного развития
критики ученой и глубокомысленной. Лессинг, Винкельман и Гердер предшествовали в Германии
Шиллеру, Гёте и Жан-Полю. До Лессинга словесность немецкая образовывала только язык, а высокие
произведения искусства в немецкой словесности явились после критики и даже были плодом ее усилий.
Вся словесность немецкая, можно сказать, вышла из критической школы. Гений Шиллера и Гёте
исполнил то в Германии, о чем мечтала, что до них предчувствовала критика. Это явление,
представляемое нам словесностью Германии, имеет всемирную важность, которой значение я постараюсь
объяснить далее, но имеет сверх того важность относительную к нашей отечественной литературе,
которая по месту своему представляет многие сходства с литературою Германии. Наша словесность есть
также позднейшая в отношении к прочим странам Европы, как и германская. Она заключает в себе такую
же совокупность разнородных влияний, какие видим мы и в немецкой. Литературы позднейшего развития
начинают всегда с подражаний. У народа, который развивается по примеру другого, уже есть перед
глазами образцы иноземные, прежде чем явятся свои собственные. Вместе с этими образцами есть чужие
правила и мнения, которые она принимает на веру. Следственно, есть уже все материалы для критики,
прежде чем явились самые произведения. И в эпоху безвкусия, в эпоху рабской подражательности и
умерщвления своего духа только посредством усилий критики словесность может выйти на истинную
стезю прекрасного, принять доброе направление и от мелких подражательных попыток взойти к полным и
возвышенным созданиям художества, как это и было в Германии. В литературе народа, позднее
являющегося, чем другие, вы видите уже ход, обратный тому, какой видели в начале древнего и нового
европейского мира. Там творцы поэты открывают начало литературы, здесь критик есть первый ее
начинатель. Там является поэзия без сознания, по вдохновению, по внушениям самой жизни и льется,
Стр.1