Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
БЕСПЕЧАЛЬНОЕ ЖИТЬЕ.
А. Михайлов. Роман.
СПб. 1878
В разделе М.
Е.
http://az.lib.ru/s/saltykow_m_e/text_0520.shtml.
Салтыкова-Щедрина статья находится здесь:
Во всех литературах существует известный разряд писателей, по преимуществу беллетристов,
которых, по всей справедливости, можно назвать "беспечальными" писателями. В наше время, когда все
мы, в большей или меньшей степени, "и жить торопимся, и чувствовать спешим", конечно, было бы
несправедливо обращаться к литературе с советами вроде тех, какие преподавались писателям какимнибудь
Горацием или, например, нашим Гоголем. Разнообразные "злобы дня" совершенно захватывают
современного писателя в свой водоворот, и тут уж, конечно, не до того, чтобы отделывать свои
произведения, "вынашивать" их, внимательно вдумываться в смысл изображаемых явлений и
проделывать вообще весь тот сложный умственный и нравственный процесс, который называется
творчеством. Но -- passez nous le mot [извините за выражение] -- до литературного онанизма доходить всетаки
не полагается, как бы, в известном смысле, ни была естественна и даже законна некоторая, так
сказать, ремесленность в деле журналистики. Если -- в силу ли духовной импотенции самого писателя или
в силу внешних условий жизни, говорить не о чем и сказать нечего -- гораздо приличнее и достойнее
молчать, нежели искусственно выдумывать себе темы или шуметь по-репетиловски о выеденном яйце. Не
то беда, что писателю зачастую приходится, подчиняясь условиям журнальной деятельности,
высказываться далеко не с такою силою и обстоятельностью, как он это мог бы и хотел бы сделать; худо,
если он говорит не по внутренней потребности, не от наболевшего сердца, а просто сочинительствует,
причем для дела уже совершенно все равно -- врет ли он небылицы в лицах для услады консьержей и
гризеток, как какой-нибудь французик-романист, или же, понюхавши хрену, чтобы прослезиться,
беспечально печалуется о явлениях, до которых ему столько же дела, сколько до прошлогоднего снега. И
в том, и в другом случае он -- отнюдь не писатель, а просто ремесленник, с изделиями которого критике
делать нечего, так как ее критерий -- не аршин и не безмен.
Скажем без обиняков -- все это мы говорили прямо по адресу г. Михайлова... В океане бесцветных
и бездарных романов и повестей, доморощенных и заграничных, затопляющем нас, романы г. Михайлова
довольно выгодно выделяются своею постоянно очень сносною литературною обработкою, своею ловко
скомпонованною фабулой, своею, наконец, благообразно-либеральною наружностью, но, к сожалению,
только этим одним и выделяются.
Г-ну Михайлову, как бытописателю, очевидно, давно уже нечего сказать, и он довольствуется
теперь тем, что повторяет и себя и других. Обладая очень незначительным запасом фактов и наблюдений,
он высказался весь в своих первых романах ("Гнилые болота" и "Жизнь Шупова") и в нескольких мелких
своих повестях, а затем все его дальнейшие произведения представляют собою образец резонерского
морализирования, непомерно скучного при всем своем комизме. Все бы это еще -- с полгоря: не всем же
быть новаторами, в самом деле. Но плохо то, что сквозь видимые миру слезы г. Михайлова
внимательному читателю постоянно чудится незримый миру смех -- не то лукавый смех в бороду авгура,
знающего, где раки зимуют, не то скучающая улыбка человека, проделывающего какую-нибудь нелепую,
но требуемую официальным этикетом церемонию. Мы не обвиняем автора в неискренности, у нас нет
достаточных данных для этого. Но не на основании только одного непосредственного впечатления (хотя в
деле эстетических и нравственных мотивов такое основание отнюдь не несерьезно), а на основании
мелкости и рутинности тенденций г. Михайлова, мелкости, которую вовсе нетрудно доказать, мы вправе
сделать или то заключение, что г. Михайлов решительно не умеет отличать крупные явления от
мелочных, важное от не важного, а допустить это трудно, потому что г. Михайлов, бесспорно -- человек
неглупый; или же мы вправе подумать, что г. Михайлову дорога не тенденция, а тенденциозничанье, не
идея, а парадированье с кокардой, не влияние на читателя, а возможно сильнейшее впечатление на него.
Оттого-то у него и глаза на мокром месте; оттого-то он и способен проливать потоки слез там, где
Стр.1