Пантелеймон Романов
ОБЕТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ
Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
Солнце еще не поднималось, а в лощине под деревней было пасмурно и сыро, а уж мужики
выехали пахать и сеять -- в первый раз на помещичью землю.
Сколько лет ждали ее, смотрели на нее и работали на ней, как на чужой, а теперь -- своя.
Жалкое, изрезанное узкими полосками крестьянское поле, все изрытое рвами и промоинами,
жавшееся по буграм, смотрело бедно и убого. А рядом с ним -- целое, разделенное на большие участки,-свободное
поле, точно обетованная земля.
В поле выехали все. Впереди молодежь, сидя бочком на лошадях с сохами на возилках,
чертивших бороздочки на влажной утренней пыли дороги. За ними пожилые мужички и старики. Даже
старушки -- и те вышли в поле, захватив с собой какие-то узелки.
Поднявшееся над березовым леском солнце окрасило румяным светом березки на бугре и белые
рубахи мужиков.
Даже старик Софрон, весь седой, шатающийся от ветра,-- и тот вышел с палочкой, в белых
онучах на иссохших ногах, посмотреть на землю.
Старики были не столько радостны, сколько серьезны и озабочены.
Земля лежала перед ними, с виду покорная, обещающая, но они хорошо знали эту покорность.
-- Что-нибудь не потрафишь, вот и утрешься. Семена пропали.
-- Очень просто. Ведь прежде, бывало, на свою-то землю и то разве с бухты-барахты выезжаешь?
-- Да... Бывало, с поста еще начинают приготовляться, по приметам соображаться, когда пахать,
когда сеять, а теперь вишь, вон, молодые-то: папироски закурили, шапки набекрень, и пошел с
некрещеным рылом.
-- Прежде без толку не делали,-- сказал Софрон,-- на всё дни знали счастливые. Одной воды
святой сколько изводили.
-- Это что там...
-- Бывало, перед тем как сеять, старики недели за две выйдут в поле и все на небо смотрят...
-- Галок считали? -- спросили молодые.
-- Галок... Посмотрят, а потом, как по писанному, все знают, когда сеять, когда что. А мы теперь
что же -- окромя понедельника и пятницы -- тяжелых дней -- больше ничего не знаем.
-- Да, на понедельнике с пятницей далеко не уедешь. А прежде и по понедельникам сев начинали:
какой-то водой побрызгают, бывало,-- готово. Сей и не сумлевайся. А то опять тоже на небо поглядят.
-- Теперь на небо смотреть не любят. Они все думают силой взять. Не-ет, сколько спину ни гни, а
ежели благословения на тебе нет, и не будет ничего.
-- Без благословения и человек не родится.
-- То-то девок наших, должно, дюже все благословляет кто-то, что они каждый год в конопях
рожают,-- сказал кто-то из молодых.
-- Бреши еще больше... На какое дело едешь, а язык без привязи.
-- Нету благодати...-- сказали старушки,-- нету!..
Приехали в поле, выпрягли лошадей из телег с семенами и откинули веретья, под которыми
лежало тяжелое, гладкое зерно.
Старушки стали доставать из узелков просвирки, желтые копеечные свечи. А молодежь села на
рубеже покурить.
-- Эх, машину бы сюда хорошую,-- сказал Николай-сапожник,-- раз проехал -- готово. Тут бы до
самого нутра ее взворочали, поневоле родила бы.
-- Бывало, как с иконами да со звоном пойдем по ней всем народом,-- говорила старушка
Аксинья, вдова Тихона,-- в небе жаворонки поют, в лощине ручейки журчат, солнышко играет, а тут
Христос воскресе. Как посмотришь, бывало, на нее, на землю-то, так и зарадуешься. А теперь чтой-то
словно и нет радости.
-- Какую же тебе еще радость надо,-- сказал солдат Андрюшка,-- по две палки тебе дали, лишних
пять четвертей сгребешь, свинью выкормишь да портки сыну сошьешь, а то у него все огузья уж
Стр.1