В.Ф. Одоевский
Мартингал
(Из записок гробовщика)
Оригинал здесь - http://imwerden.ru
...Не все для мертвых -- однажды мне случилось поработать и для живых. Странная была история
-- никогда ее не забуду. Видите: нашла какая-то полоса, не знаю как ее назвать, счастливая или
несчастная, но для меня по крайней мере очень убыточная; как бы вам сказать поблагоприличнее, покос
был плохой, то есть не было требований на мое изделье... Оно, в общем смысле, может быть, было и
очень хорошо, да для меня-то очень дурно; что дурно? Просто беда, да и только! Не соблазняйтесь,
сделайте милость, моими словами; не я в том виноват, уж так свет устроен, что почти всякий прибыток
живет на счет чужого несчастья. Уж, кажется, что может быть почтеннее докторского дела; тут нужно и
ученье, и твердость духа, и благородство, и самоотвержение, словом, вся любовь человеческая, -- а
разберите-ка хорошенько, так и выйдет, что его ремесло хуже моего; я по крайней мере работаю -- для
других, да и для себя, а бедный доктор именно против себя работает, тут уж как ни вертись, и ночи
просиживай, и хлопочи над больным, и подымай целый свет, чтоб его вылечить -- все так; кажется, вся
цель именно в том, чтобы не было вовсе больных, а достигни цели, не будь больных -- филантропу и
придется зубы положить на полку. Что тут делать! Уж так свет устроен, говорю вам; зачем оно так?
Должно ли оно быть так? Надолго ли так? Это до меня не касается; знаю только, что так свет покуда
устроен: дело коммерческое! И, кажется, рад, что не видишь слез, что не слышишь рыданья, -- а с другой
стороны, посмотришь; и жене нужна обнова, и детям игрушка, и себе бутылка пива, да и товар закуплен,
работники без дела, векселям срок близко, даже и о банкрутстве помышляешь, -- вот мысли иначе и
свернутся.
Так не судите ж меня, что я волею и неволею горевал над чужим счастием. Чтобы не терять
понапрасну времени, я заготовил два экземпляра моего изделья и на досуге снарядил как нельзя лучше:
доски сухие, бархат настоящий французский, гвозди полированные -- любо-дорого смотреть, я таки,
признаюсь, и посматривал да, так сказать, немножко подумывал: не пошлет ли судьба -- желающего.
Смотрю -- к окошку прильнули два лица, глядят пристально на мою выставку, переговариваются,
-- видно, понравилась -- я жду: что-то будет! -- а между тем, нечего греха таить, в голове у меня так и
завертелся чепчик, которого просила Энхен к балу на будущей неделе у нашего соседа-портного.
Житейское дело, сударь! Все на свете ассигнация! У одного из бумаги, у другого из полугара, у третьего
из мягкой спины, у четвертого из досок и обита бархатом, -- а на поверку все то же: как бы разменять
свою ассигнацию! Наконец, звонок зазвенел, и в рабочую вошли два человека. Один уж пожилой, с
черными усами, пресуровой осанки и, как теперь смотрю, в синей венгерке; другой молодой, бледный
как смерть, с покрасневшими глазами и отчаянным видом.
-- А что оба? -- сказал мне пожилой отрывистым басом, указывая на мое изделье.
-- Оба?.. -- спросил я невольно.
-- Ну, оба? Что же? Разве странно?
Я сказал цену.
-- А дешевле?
-- Я не торгуюсь.
-- Готовы?
-- Нет! Еще винты надобно приладить, -- чтобы остановки не было, знаете, когда... впрочем, это
минутное дело...
Человек в венгерке вынул деньги, положил их на стол, промолвил: -- завтра, в такой-то дом, в
девять часов утра... и тихими шагами пошел к дверям, за ним побрел и молодой человек, -- я не мог не
заметить, что он трясся как в лихорадке.
Признаюсь, я взял деньги, пересчитал их, и не без удовольствия, но на уме у меня было и один и
два: "что тут такое? -- думал я. -- Комедия, или трагедия, или так просто, обыкновенное житейское дело?
Мои желающие что-то смотрят так странно; тут не одно горе, -- приметался я к нему, -- тут что-то
такое..." но я терялся в догадках.
После обеда вышел я со двора для закупки кое-чего домашнего; подхожу к Мойке; вижу, кто-то
шагает по набережной самым романтическим образом (тогда еще романтизм только что входил в моду) -
- пройдет несколько шагов, потом остановится, мрачно посмотрит на зияющую бездну, то есть на Мойку,
Стр.1