Н. И. НАДЕЖДИН
Об исторических трудах в России
Карамзин: pro et contra
Личность и творчество Н. М. Карамзина в оценке русских писателей, критиков, исследователей.
Антология
Составитель: Л. А. Сапченко
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда
(РГНФ), проект 05--04--16306д
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым
коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы "Культура России"
Карамзин: pro et contra / Сост., вступ. ст. Л. А. Сапченко. -- СПб.: РХГА, 2006.
OCR Бычков М.Н.
...Мы, русские, нетерпеливы, ждать не любим, привыкли брать все приступом. Прежде нежели
совершилась сотая доля приготовительных работ, требованных Шлецером1, явилась "История
Российского Государства". Этот великолепный храм, воздвигнутый так внезапно прошедшему Руси,
изумил настоящее и со славою перейдет в будущность. Призванный, обласканный высоким вниманием
царя, художник работал из всех сил, употребил все свои способности и средства, положил лучшее время
своей жизни, даже жизнь свою, при сооружении этого памятника, которого не дано было ему окончить.
Его призвание было не историческое, еще менее критическое, в ученом смысле слова. Карамзин родился
литератором, резчиком на языке. Он уже и трудился на этом поприще, которое указывала ему природа,
уже действовал с блестящим успехом, создавая новый период в нашей литературе, который по
справедливости носит его имя, как вдруг судьба открыла ему новое поле и перевела его на другую череду.
Не приготовленный к этому новому служению, он, однако, понимал всю его важность, знал все его
требования и обязанности. Многие, на его месте, отделались бы легче, удовольствовались бы
риторическою переделкою и изящным парафразом летописей. Карамзин был добросовестен и благороден.
Он признавал права критики и решился принести ей "жертву", которую сам называет тягостною, но
необходимою, -- решился посвятить себя "труду мелочному, в котором скучает ум, вянет воображение".
Жертва великая для художника: самому ломать и обсекать материалы своего создания! Так Карамзин
сделался критиком. Но если его бессмертное произведение составляет эпоху в нашей исторической
литературе, оно не могло подвинуть вперед исторической нашей критики. Сочинитель "Истории
Российского Государства" в своей критике был чистым шлецеристом, хотя иногда не соглашался с своим
учителем в подробностях. Пока Шлецер мог служить ему и материальным руководителем, он шел
твердою ногою. Но скоро он увидел себя одного в глухой и непроходимой чаще "удельного периода". Ни
гептархия Английская2, ни Меровингский3 период французской истории, ни сумятица феодальной
Германии не представляли такого мрака, как эти главы нашего прошедшего. Имена Изяславов, Всеславов,
Вячеславов мелькают китайскими тенями, рябят в глазах, так что нет возможности ни схватить их умом,
ни удержать в памяти. Историк сам чувствовал это и утешал себя мыслию, что "история не роман, и мир
не сад, где все должно быть приятно". Так, но неужели эти четыре века нашего существования были
настоящим лесом? Те же самые имена, расположенные группами, по внутренней связи событий, а не по
хронологии, могли бы составить картину верную и стройную. Когда историк вышел на чистое поле
Московского царства, шаги его сделались опять тверже, взгляд сильнее, картина ярче и великолепнее.
Совершенство великого творения в последних томах возрастает постепенно; но опять не относительно
критики. В истории Иоанна Грозного4 два тома кажутся жизнеописаниями двух разных лиц, оттого что
материалы для первого взяты из домашних источников, а для второго преимущественно из иноземных. Не
столько противоречия, зато больше неопределенности, представляет колоссальный облик Годунова5 и
фантастическая эпоха самозванцев. Все это происходило от безусловной доверенности ко всякого рода
свидетельствам, несмотря на степень их достоверности, от следования духу одной экзегетической6
критики, сличающей и толкующей букву текстов. Тень великого мужа простит нам эти замечания, не
ослабляющие нисколько глубокого уважения, которым обязан каждый русский к его имени. Подле этих
несовершенств в творении его мы находим столько достоинств, сколько и не вправе были ожидать. Без
предшественников, без помощников, один, силою труда, одушевленного святою любовию к отечеству,
Стр.1